И услышав это имя, я вышла из Трактира.

Начиналась пурга. Снежинки закручивались в маленькие вихри, а те затягивались в приличную метель. Значит, скоро потеплеет, и мой будущий конь не замерзнет насмерть.

Старик Тургас оказался ворчливым скупердяем. Пока я молча доставала золотой из мешочка, он раз двадцать сказал, что никакую лошадь мне не продаст. Разок обозвал оборванкой – не знаю, по каким отличиям я походила на оборванку – и трижды угрожал прирезать меня прям в конюшне.

Стоило старикашке узреть блеск золота…

Из деревни Рокша я выехала верхом на лучшей лошади из всех имеющихся. Вороной красавец быстро принял новую хозяйку и послушно следовал моим движениям.

Вместе с лакомствами для лошади, я так же получила солидный кусок вяленой говядины и новую черную накидку с медвежьим мехом. Мне она была без надобности, но старик Тургас разве что свою душу мне не продал за золотой. Пытался впихнуть в мои руки все, что ему попадалось на глаза. В итоге, взяв со старика слово, что прежний плащ он отнесет Ясналии, я согласилась на новый.

Пурга усиливалась. Липкий снег сбивался в юркие ураганы и рассыпался поверх сугробов как пена. Ноги лошади утопали в снегу по голень – мы двигались медленно, но конь не противился дикой дороге.

Солнце село. Лес погрузился во мрак. Но как это может остановить того, кто видит в темноте и настойчиво намерен, как можно скорей, попасть в Таццен?

Это место прозвали Городом Мудрости. Так Вейж рассказал. И в Таццене, в главном его храме Харсток, хранились портреты всех правителей Баата. До Беспросветной войны Харсток был главной защитой горожан. Этот замок имел самостоятельную оборону и мог годами выдерживать осаду врагов. После войны, за ненадобностью замка, в котором нет ни одного рыцаря, его превратили в кладезь самого ценного, что осталось в мире: книг, монументов и других произведений искусства, древних рукописей и портретов всех королей, когда либо правящих Нефритовой империей.

Мне было необходимо взглянуть на один из них. Ведь я как-то связана с человеком, изображенным на нем.

С большим удовольствием стянув очки, я и мой новый спутник скрылись вместе с вьюгой под покровом ночи.

– Ты из Эбиса шоль? – спросила толстая хозяйка таверны под названием «Цветущая Липа».

Стянув намокший от снега капюшон, я кивнула ей и села за единственный свободный стол сбоку от прилавка.

Этот трактир был больше, как и сама деревня. Центральная тропа ответвлялась несколькими дорогами, и вдоль каждой тянулась череда бесконечных крошечных домиков. Много детей бегали и кидались снежками, а в Рокше я не видела ни одного юного лица.

Путь сюда был долгий и почти весь сопровождался снегопадом. Моя одежда не просыхала, конь негодовал, костер горел еле-еле и быстро потухал.

Вяленное мясо осточертело на пятый день, но пришлось довольствоваться им еще столько же – у меня не было лука и стрел, чтобы добыть грызуна или редкую птицу. И последние три дня я питалась лишь снегом и жесткими кедровыми орехами.

Дни были наполнены вьюгами, а ночи – голодными хищниками. Они выли, беспокойно скитались, но ни разу не приблизились ко мне или к лошади. Что-то отталкивало их. И это что-то было запахом Кнарка. Волки и медведи боялись меня больше, чем голодную смерть, но их вой мешал спать. Все эти долгие ночи я лишь прикасалась к поверхности сна, но ни разу не утонула в нем.

Однообразие зимнего леса утомляло. Сосны сменяли кедры, кедры сменяли ели, ели сменяли сосны. Пушистая хвоя разрослась так высоко и густо, что в полдень внутрь леса просачивались лишь жалкие остатки солнечных лучей.