– Вали к ним.
Склонившись над столиком, Картер не скрывает озорства и того удовольствия, с которым издевается над Рэном каждый раз. Мне остаётся быть связующим звеном между ними, но вряд ли горжусь подобным положением. Меня он выводит ещё больше. Я привык к слишком пылкому желанию, которое льётся через край у Картера. Но, честно признаться, первый день тоже хотелось бы выспаться в тишине. Тем более завтрашняя тренировка назначена на шесть утра, а в пять я уже должен быть на ногах.
– Помните, что я предлагал, – говорит Картер, поднимаясь на ноги.
– Свали, – морщится Рэн.
Падаю на спинку диванчика и качаю головой. Не приходится даже поворачивать голову, чтобы понять причину глупого смеха за соседним столиком, к которому унесли ноги одного из нас.
– Почему они выбрали нас? – спрашивает Рэн.
– Кто именно? Девчонки?
– Приёмная и тренер. Почему с нами, к примеру, не Дик или Йен?
– Ты сам знаешь, почему.
– Почему они такие кривоногие?
Смеюсь, вспоминая бывших товарищей по команде. На самом деле, если поставить Картера, Йена и Дика в одну полоску, первый всегда будет выделяться. Не трудно признать и увидеть его превосходство. Он, кажется, родился на льду. И благодаря своей сладкой внешности, где чёрные волосы сочетаются с небесно-голубыми глазами, завоёвывает внимание женского пола в два счёта, кстати, мужское тоже. Между нами небольшая разница в росте, и она не особо заметна, отличаясь лишь несколькими дюймами. Плюсом ко внешнему фантику и телосложение, чем, безусловно, гордится Картер, восхваляясь мышцами и позволяя всем потрогать себя.
– У тебя хотя бы был выбор, – устало выдыхает Рэн.
– У тебя он тоже был.
– Нет, отец с детства решил, что я должен реализовать его мечты и стать хоккеистом. Ему повезло, что мне понравилось.
– Возможно, в планах отца я тоже должен был стать боксёром.
– Вряд ли, ты сейчас тут, а не на ринге.
– Какая уже разница? – говорю я. – В любом случае, мы тут. Нас выбрали из двадцати человек. Это говорит о том, что мы ценнее и перспективнее.
Рэн проводит рукой по русым волосам, словно находится в неком отчаянье.
– Я оставил Лору.
– К этому всё шло, начиная с середины года.
– И в итоге дошло только к концу года. Я всё ещё думаю, что всё могло быть иначе, оставшись я в Миннесоте. Она поехала туда из-за меня. Мы даже не успели толком закончить первый курс. Это какой-то бред: не взять на первом, а вытягивать и переводить на втором. Я мог быть с ней.
– Цепляясь за мертвое?
– Она понимала, что всё грядёт к концу.
– Может, по другим причинам? – предполагаю я. – За год у неё поменялись интересы, как вариант.
– Я являюсь интересом? – выгнув бровь, хмурится Рэн.
– По-моему, и такое бывает. Вы повзрослели. Мы давно не в десятом классе и не на первом курсе.
– Только перешли на второй, – констатирует он. – Прошла всего лишь пара месяцев.
– И что?
– И я всё равно скучаю.
– Это привычка и привязанность. Ты просто привык.
– Время покажет, – кивает Рэн, дав понять, что хочет завершить этот разговор.
На самом деле, я мог бы сказать другое, но предпочитаю в таких ситуациях молчать. Я знаю, что она уже начала его забыть, об этом говорят последние фотографии. Я не отношусь к числу тех, кто скажет, и тех, кто промолчит. Я предпочитаю не знать, так проще. Это не моё дело, я ненавижу хранить чужие тайны, хотя могу. Это словно обязанность, к которой тебя добровольно принудительно склоняют. Эти ситуации спорны, напоминают палку двух концов. Скажешь – можешь остаться виноватым; не скажешь – тоже останешься виноватым. Именно по этим двум причинам, я закрываю глаза и не сую нос в чужие отношения. Всё вылезет боком.