Мне надо придумать именно такое, сказал он. Надо думать, пока мне в голову не придет по-настоящему потрясающая новая идея, которая его разберет. Если не дотяну, то я обречен; буду продолжать, как сейчас, и никогда не добьюсь ничего большего.

Это мой шанс пробиться и сделаться кем-то.

От этого, думал он, зависит вся моя жизнь, все мое будущее. Справлюсь ли? Должен. Да, я должен, ради Джули, ради себя; в сущности, ради своей семьи. Мне нельзя больше ждать, нельзя и дальше плыть вот так, по течению. Возможность сама стучится в двери – в виде этого парня, Криса Хармана; если я не отзовусь, то другого шанса уже не будет. Так оно всегда происходит.

А потом ему в голову пришло кое-что еще. Похоже, я свихнулся, подумал он. Все эти тамошние дела, этот спор со стариком – вот из-за чего я спятил. Я не в своем уме.

И все же в этой идее что-то есть. Каким я буду, когда какое-то время проработаю на Криса Хармана? – спросил он себя. Он мог бы предоставить мне какое-нибудь по-настоящему хорошее место. Вероятно, он участвует в столь многих предприятиях, что у него имеется куча рабочих мест; наверное, он нанимает работников сотнями.

Так и есть, думал он, Харман наверняка целый день только и делает, что нанимает и увольняет работников.

Надо ли мне звонить окружному прокурору и сообщать, что Харман мошенник? – думал он. Или попытаться шантажировать его тем, что знаешь о его попытке облапошить старика? Или лучше явиться к нему домой или в офис и попробовать уговорить его взять меня на работу? Или просто поехать домой и лечь в постель со своей женой, а завтра утром встать и отправиться на работу в «Распродажу машин Эла»?

Это был трудный вопрос. Как ни старался, он не мог на него ответить.

Мне надо выпить, сказал он себе. Впереди видны были зеленые и желтые огни бара, бара, в котором он никогда не был, но все же бара настоящего, из тех, у которых есть разрешение на продажу вина и пива. Так что он припарковал машину, вылез, перешел на другую сторону улицы и вошел в бар.

Весь этот спор просто выбил меня из колеи, говорил он себе, протискиваясь между посетителями к бармену, чтобы заказать выпивку. Обнаружить, что Харман задумал облапошить старика, а потом сносить, как старик смеется и издевается надо мной, потому что я сказал ему правду. Это уж слишком. Вот что я получил за то, что попытался раскрыть ему глаза, осознал он. Вот моя награда за то, что я сообщил ему эту новость; он не желает этого слышать, значит, я во всем и виноват.

– «Хэммс», – сказал он бармену, и тот отправился наливать пиво.

Бедный старый больной псих, думал Эл. Кутается там в свой халат, на ногах – шлепанцы, телевизор смотрит: только на это он и способен. Что-то с ним станется? Может, его хватит сердечный приступ и он умрет, а может, будет и еще один приступ. Может, он сейчас умирает. Может, у него был инсульт и часть его мозга не работает; такое запросто могло случиться.

Но он всегда был таким, осознал Эл. Он не изменился, только стал решительнее. Тупой старпер.

А потом к нему явилась ужасная мысль, хуже всех остальных. Может, миссис Лейн просто пыталась удержать меня в качестве покупателя, подумал он. Пыталась удержать меня от заключения сделки с кем-то, у кого в распоряжении уже есть вся недвижимость; предположим, то, что она говорила мне о Хармане, было просто торговой уловкой, чтобы удержать меня на крючке.

Да, она ловкая женщина, дошло до него. Уж она-то обведет меня вокруг пальца; это все равно, что иметь дело с моей матушкой – там, в Сан-Елене. Может, я не прав насчет Хармана; может, он, в конце концов, не собирается облапошивать старика. Боже мой, может, я сказал старику неправду. Может, он прав насчет меня – меня, моих цветных друзей и всего остального.