– Знаю, – спустя паузу и падает на диван. – Просто… просто я… блин, Макс, я был уверен – она не такая, как все. А ты… блин, ты мне всю уверенность ломаешь.

– Потому что я прав, – опускаюсь рядом и с пониманием смотрю на Костика.

– Но она не такая… Я знаю, – продолжает твердить своё таким голосом, будто вот-вот разрыдается. – Лиза не может быть такой, какой ты её считаешь.

– Почему? – Не понимаю. – Ты же видишь, Костян, я не придумываю, она не замечает тебя. Знает, что ты втрескался в неё по уши, но полностью тебя игнорирует. Как будто ты… пусто место. Так что просто заканчивай уже это всё, не будь идиотом. И хватит уже… – отправляю смятую в комок фотографию на пол, – хватит уже писать ей всю эту чушь.

– Я скажу ей, – вдруг объявляет Костян, глядя в потолок. – Скажу! Завтра! Прямо в лицо возьму и скажу! Приду к ней домой и, прям с порога, как скажу!

– Ага, – тихонько посмеиваюсь. – Просто заканчивай с этим, Костик. Хватит, правда. Забудь ты её.

– Завтра, Макс! Слово пацана даю! Пойду и признаюсь!

– Ну и пошлёт она тебя.

– Не пошлёт.

– Вот увидишь.

– Завтра, – продолжает сам себя убеждать Костик. – Завтра. Точно – завтра!

– Как скажешь, – обречённо вздыхаю.

– Но у нас ещё есть сегодня, – проницательно замечает. – Напьёмся?

– Я не пью.

– Сегодня можно. Завтра у твоего друга самый важный день в жизни! Напьёмся! По рукам, братишка?

– Нет.

– Ты мне друг или кто?! – рычит.

– Блин, – сдаюсь.

– Ну вот и отлично! – с довольным видом Костик хватается за телефон. – Позвоню пацанам.

***

– Я не дал дописать ему, – чувство вины в голосе Макса, будто наизнанку его выворачивает. Присел рядом, но в глаза не смотрит. Достаёт сигарету и крутит между пальцами. – Его сбили в тот же вечер.

Море шумит, бушует, но в голове настолько тихо, в мыслях тихо, что даже не слышу, как пенные волны разбиваются о берег.

Одинокая слезинка сбегает по щеке и падает на фотографию, которую я до боли в пальцах сжимаю в руках и смотрю на надпись в самом уголке, выведенную тем же почерком:

«Над раной насмехается лишь тот,

Кто не был ещё ранен этим чувством».

(с) У. Шекспир «Ромео и Джульетта»

Звуки возвращаются в сознание, как и способность двигаться лишь тогда, когда прямо с парапета на колени к Максу падает какой-то чёрный комок, и тот от неожиданности подпрыгивает на месте.

– Не трогай его! – неосознанно кричу на весь пляж, подскакиваю на ноги и как сумасшедшая тычу пальцем то в Макса, то в маленького котёнка, которого он схватил за шкирку и с придирчивым видом рассматривает.

– Не трогай его! – повторяю, с угрозой в голосе. – Или я… или я за себя не отвечаю.

– Кого не трогать? – Макс переводит на меня скучающий взгляд и снова смотрит на котёнка, который жалобно мяучит, дёргая задними лапками. – Его, что ли?

– Не смей делать ему больно! – пытаюсь забрать малыша, но Яроцкий вскакивает на ноги и поднимает руку ещё выше – не дотянуться.

– Да успокойся ты, – смиряет меня взглядом. – Не буду я ему больно делать. Всего-то в море заброшу.

– Т-т-ты… ты…

– Шутка, – ухмыляется, выбрасывает не подкуренную сигарету в сторону и опускает котёнка на ладонь. – Прикинь, совсем меня извергом считает.

Опускаю руки и смотрю с недоверием:

– Ты с ним разговариваешь?

– Говорит, что я с тобой разговариваю, – посмеивается, а у самого глаза на мокром месте, после рассказа о Косте. – Ты откуда вылез такой уродливый?

– Надо найти его маму, – вращаю головой, но вижу лишь свору собак вдали. – Нельзя его здесь оставлять. Они загрызут его.

– Почему до сих пор не загрызли – более актуальный вопрос, – проницательно замечает Яроцкий и получает от меня новый гневный взгляд.