Верников изо всех сил сдержал улыбку.

– И ты, – она повернулась к сыну. – Давай вставай. Ушли твои пассии, море свободно. Плыви хоть до Кипра.

Обедали все вместе. И ужинали тоже.

Коля и тут бежал заранее, занимая место в длинном ресторане. Где все-таки стояла не такая жара, как на открытой террасе у бассейна.

В первый раз мальчик захватил столик возле стеклянной стены, отгораживающей ресторан от коридора.

Место оказалось удачным: тут меньше толкались, никто не проносил над головами тарелок. Не бегали дети; и сам их отвратительный визг, стоящий под сводом, здесь казался тише.

Еда в этом отеле по качеству мало отличалась от пляжа. Впрочем, так считал Верников. Другие постояльцы накладывали полные тарелки и казались вполне довольными. Если говорить точно, еды хватало, но она была невкусной. С его точки зрения вовсе несъедобной. Предлагались в разных видах макароны, вермишель, яичницы и колбасы, всяческие котлеты. В обычной жизни Верников никогда не прикасался к такой дряни, составлявшей основной рацион его соотечественников. Хотя и немцы с удовольствием ели бесконечные колбасы и запеченные шарики из фарша. Он же тщательно обходил все раздачи прежде, чем находил себе что-нибудь пригодное: кусочки курицы, тушенной с овощами, или разваренную без соли рыбу. И всегда накладывал много трав, которые не только разжигали аппетит, но иллюзорно насыщали.

Вот и сейчас они обедали на прежнем месте.

Верников отыскал жареное филе индейки и медленно отщипывал по кусочку.

Анохины же набрали горы макарон, политых ядовитым кетчупом. И турецкие колбаски, выпеченные в форме разрезанных пополам сосисок.

Перед Сергеем стояло два полных бокала пива. Верников пива не любил и практически не пил, особенно в жару. Как ни странно, в такую погоду слабый алкоголь оказывал на него неприятное воздействие. Из всех турецких напитков он выбрал коньяк. Его, конечно, следовало именовать бренди, однако Верников упорно держался за слово «коньяк», поскольку напиток был лучше и крепче других. И наливая большую пузатую рюмку граммов на двести, запивал еду, как водой.

– Ты почему так мало ешь? – строго спросила Ирина, сравнив порции.

– Я всегда ем столько, – пожал плечами Верников. – К тому же в этом пятизвездном борделе есть по большому счету нечего.

– Как это нечего? – она показала свою тарелку.

– Ну знаешь… Я макарон и в России не ем.

– Макарон не ешь?! А чем вы с Леной питаетесь?

– Не знаю, – он пожал плечами. – Питаемся. Но не макаронами. Я их не выношу. А также сосисок и прочей перемолотой дряни, которой здесь в избытке.

– Тогда тебе надо было ехать не сюда, а в «Гольф-клуб», – вставил Сергей, отпив из бокала. – Я в инете смотрел – там несколько кухонь по выбору.

– Мне вообще надо было родиться не здесь и не сейчас, – махнул рукой Верников.

– И все-таки, Костя – чем вы питаетесь? – продолжала Ирина.

– Чем… Мясом. Нормальным. И рыбой. И морепродуктами. И всяческими оливками.

– Так у вас, наверное, все деньги на еду уходят?

– Ну не все…– он вздохнул. – Но многие. Но что еще остается из удовольствий… еда да выпивка.

– Кстати, о выпивке, – сказал Сергей. – Как ты можешь в такую жару пить коньяк?

– Только его и могу. От пива мне плохо.

– А мне плохо от одного вида твоего коньяка, – вставила Ирина.

– Напрасно. Попробуй и поймешь, что в жару самое то.

Ирина протянула руку, осторожно, словно очень горячий предмет, взяла рюмку Верникова, полную на треть. Отпила глоток, поморщилась и вдруг улыбнулась, распробовав вкус.

– А знаешь, в самом деле здорово! Сначала обжигает, потом так хорошо….