И меня словно вырвало из транса, звон в ушах резко усилился, прямо за спиной кто-то оглушил криком. Я оглянулся резко, стал пятиться назад.

Этот азем был сбит со своего ездового животного, а еще с сотню таких же тварей, уверенно держась в седлах, давили наш гурт. Остатки гурта. Жалкие остатки.

Я снова огляделся. Редкие плащи храмовников, но сотни серых мундиров, сотни мундиров потемнее, сотни рубящих сверху аземов на своих волосатых крысоподобных зверюгах. И нет даже третьей линии. Нет ее. Когда они успели ввязаться в бой? Когда они успели в этом бою полечь?!

«Вот и все», – пришла вдруг на удивление спокойная мысль, и, перекрестив лицо, я уверенно двинулся вперед.

– За Номана, – прошептал как-то машинально, но тут же с досадой сплюнул. Да какой, на хрен, Номан? За себя. За Землю. За свою маму, которая где-то там, на другой планете, в другом мире. За отца, который, увидь меня сейчас, наверное, гордился бы своим сыном. За маленькую сестричку Иришку. За Литку.

«Прости, Лита, я не женюсь на тебе. Хоть и покля…»

Я остановился и ошеломленно посмотрел на толпы тварей.

Они отступали.

Что за…

И вдруг за спиной мощными рывками – «Гра! Гра! Гра!» – вместе с ударами мечей о щиты.

Обернулся.

С холма спускался двенадцатый легион. Штандарты высоко подняты, флаги развеваются на ветру, шлемы блестят. Или мне это все только кажется?

Вроде нет. Четко шагающие бойцы, стена синеватых скутов, ощеренные остриями копий. Я тяжело огляделся. Один легионер, второй, третий… Около двух десятков.

Вашу мать, около двух десятков всего. Всего! Вы понимаете, мать вашу?!

И вдруг меня снова перемкнуло. Сорвав с головы шлем, я бросился навстречу двенадцатому, остановился метров через тридцать, положил шлем на землю. Отсюда я не сойду. Не сойду. Я не дам им топтать своих.

– Эй, Ант, ты чего? – знакомый голос за спиной, но я не обернулся. Мои легкие уже были наполнены под завязку, и я заорал изо всех оставшихся у меня сил, поднимая над собой меч:

– Сто-о-о-я-а-а-ать!

Легион шел на меня стеной, чеканя шаг, ощерившись остриями… И вдруг всадник, несущийся ко мне галопом. Я упер взгляд в него и больше не сводил.

– Легионеры, уходите! – бросил подскочивший ко мне лег-аржант, натянув поводья. – Уходите к лагерю!

– Вы не пройдете здесь, – холодно сказал я, не сводя с него глаз.

– Что за чушь, легионер? Уходите к лагерю! – Голос лег-аржанта сорвался на крик.

– Здесь лежит пять тысяч мертвых. – Я указал мечом за спину. – Можешь слезть со своего долбаного лога и посчитать, ублюдок. Пять тысяч. И я не дам вам топтать их. Не дам.

– Ты… – Лицо аржанта побагровело. Он присмотрелся к моему плащу и тут же заорал: – Не нихти мне мозг, жант, у нас приказ! Мы должны сегодня взять этот плацдарм. Сегодня! Понимаешь?!

Моя рука взметнулась вверх, мне было плевать, я отчетливо видел перед собой наш гурт на построении, видел как наяву, и готов был рубить на куски ту тварь, что пойдет по их трупам. Но в запястье мне кто-то вцепился, отдернул назад.

– Ант, остынь! – голос Линка.

Я дернулся, попытался освободить руку, не смог. Линк потащил меня назад, а я смотрел на круп галопом удаляющегося лога, слышал где-то далеко приказ: «Гурты, полубего-ом, раз!» И совсем близко: «Ант, не повторяй мою ошибку, слышишь? Не повторяй мою ошибку!»

А потом я бесконечно долго сидел на холодной земле и смотрел, как двенадцатый идет по моим братьям.

Глава 8

– Ант, ты в порядке? – Здоровяк положил огромную ладонь мне на плечо, заглянул в лицо.

– Да все нормально, дружище. – Вытащив воткнутый в землю меч, я чуть подался вперед и стал елозить им по снегу, стирая с острия землю.