– Что там? – испуганно спросил Витька, торопливо перезаряжая винтовку.
Вокруг них царила тишина, но это мало что значило. Маха привлекал шум – и в любой миг могли появиться новые.
– Руль погнул, падла, – хмуро отозвался Борька. – Сразу две лопасти.
– Не заклинил? – тревожно спросил Витька. Инструменты для ремонта у них были, но чиниться тут, отбиваясь от тварей, было бы тем еще удовольствием.
Борька вскинул винтовку на спину и двумя руками подергал лопасти.
– Вроде нет, но обратная дорога будет, я скажу тебе…
– Скажи еще, что не справишься, – усмехнулся Витька.
Борька сплюнул.
– Почему? Справлюсь, конечно. Но вот помотает нас здорово, это да. Короче, накрылась твоя охота. Так что слезай, голубь, со своего насеста.
– Это зачем? – подозрительно спросил Витька. Лезть в холодную, бурую от крови тварей воду ему совсем не хотелось.
– Зачем, зачем… Надо эту п-падаль растащить, иначе я не развернусь.
– А если новые пожалуют, кто тебя прикрывать будет?
Борька картинно закатил глаза. Витька, конечно, был прав, но возня с мерзкими тяжеленными тушами не слишком его прельщала. Р-р-романтика, мать ее… Но раз любишь кататься – люби и саночки возить. Да и клыки у дохлых маха заодно можно вырвать – на ожерелье типа «смерть девчонкам»…
– Я тебе еще припомню, – ухмыляясь, предупредил друга Борька и, вздохнув, принялся за дело.
Обратная дорога и правда оказалась выматывающей. Когда они добрались до сухого места, где можно было причалить катер, из мальчишек вытрясло остатки сдержанности, и оба хмуро сопели – не поднимали настроение даже мысли об удачной охоте. Болтанка была совершенно невыносимой, движок принялся угрожающе взвизгивать время от времени, и мальчишки смирились с мыслью, что семь километров надо будет топать пешком, а потом возвращаться к катеру и чинить его.
– Вообще-то надо бы давно эти места мелиорировать, – сказал Витька, выскакивая на берег первым. Поскользнулся на траве и сел. – Ну твою ж мать, – уныло сказал он и махнул рукой.
Пошел дождь.
– Тебе что, земли мало? – Борька, поспешно пряча оружие в чехлы, метался по катеру.
Витька не ответил.
Земли на Китеже хватало, что правда, то правда. Семьи Рокотовых и Галюшиных прибыли сюда с первой волной переселенцев почти четыре года назад. Десятилетний Борька был измотан непереносимыми для земного мальчишки тремя неделями полунеподвижности в чреве на скорую руку склепанного рейдера. Сейчас корабли проходили этот путь за шесть дней, но в те времена гипердвигатели были послабей, да и капитан осторожничал, как мог, – все-таки на нем были жизни одиннадцати тысяч человек, не считая команды! Мальчишка решил, что попал в рай, и на второй день убежал из лагеря просто потому, что обалдел от воздуха, океана, степи на юге и востоке и одного вида синеватой полоски леса на севере и западе. Нашли его через три дня, и то, как ему влетело тогда, Борька не любил вспоминать до сих пор. Что мальчишка остался жив, все сочли добрым предзнаменованием, и поселок, который группа колонистов начала строить на месте, где изловили Рокотова-младшего, назвали Доброй Надеждой.
До сих пор Добрая Надежда оправдывала свое имя. Жившие в лесу харг-каарт быстро познакомились и сошлись с землянами. Почва оказалась превосходным черноземом, в холмах на северо-востоке почти сразу нашли несколько речных каскадов, позволявших не возиться ни с каким сложным оборудованием. Когда строили ГЭСку, наткнулись на залежи самородной меди, а чуть позже – железной руды. Земные животные приспособились и к местным условиям, и к местным кормам, а здешняя фауна не таила никаких особых угроз (обитатели болот маха и еще пара тамошних хищников – не в счет), как и здешний микромир – этот вообще так и не смог ничего противопоставить иммунитету землян, автохтонные микробы, вирусы и споры дохли, едва попав в организм пришельцев. В общем, как сказал поселковый голова, склонный к стилизациям речи отец Витьки: «Место рыбой и травами обильно, пахотами и покосами сильно и велми глазу приятно». Не приживались земные деревья, и старшие нет-нет да и грустили по дубам, липам, ясеням родных мест. Но мальчишки и девчонки уже искренне считали планету своим домом, а родившиеся здесь мелкие и вовсе Землю видели лишь на стерео, березу воспринимали как полосатую экзотику, зато великолепно – и раньше взрослых – узнали, что невзрачные, похожие на сушеных гусениц стручки трехножки (это тонкое высококронное дерево смешно опиралось на три выступавших из земли корня) очень вкусные…