Ответов не было. Телевизор беззвучно мигал радостными лицами, графиками и нелепыми лозунгами, погружая квартиру в вязкое, невыносимое чувство полного абсурда.

Политик понял: грань между фарсом и реальностью стёрлась окончательно. То, что вчера казалось слухом или циничной инициативой, теперь обрело юридическую силу да ещё и праздничную обёртку. Он чувствовал себя зрителем, выпавшим даже из массовки происходящего спектакля.

На экране снова появился довольный ведущий, уверенно завершая репортаж:

– А мы продолжим следить за развитием событий, ведь впереди великие свершения и ещё больше прекрасных законов!

Аркадий глубоко вдохнул. Возмущение покинуло его, и осталась только тягучая пустота. Сознание растворялось в липкой атмосфере абсурда, ставшей не вторжением, а новой нормой.

Неожиданный звонок прозвучал нелепо на фоне происходящего. Вечер всегда был для него заповедником покоя. Аркадий открыл дверь. На пороге стояла Лада Сажаева – высокая эффектная блондинка, чьё присутствие всегда сопровождал привкус чего—то греховного. Дочь министра финансов давно была известна в Первопрестольске как негласная фаворитка Головы государства, его тайная забава и каприз. Правда, недавно Голова охладел к ней столь же резко, как когда—то приблизил, оставив Ладу перед неопределённостью и страхом.

Девушка изображала неловкость, но тут же, без приглашения, вошла внутрь, наполнив комнату ароматом тяжёлых духов.

– Аркадий Григорьевич, простите за поздний визит, – начала Лада с наигранной растерянностью, стягивая с плеч роскошное пальто и бросая его на спинку кресла, словно оно всегда здесь было.

Она привычно оглядела квартиру и доверительно спросила:

– У вас найдётся что—нибудь выпить? У меня такой день, что трезвой беседу не осилю.

Ладогин молча указал на мини—бар, следя за её движениями с тревогой и абсурдным ощущением одновременно. Лада налила виски и театрально вздохнула, словно актриса перед монологом.

– Аркадий Григорьевич, вы должны меня понять. Я пришла не от хорошей жизни, – она сделала паузу, позволяя осознать глубину отчаяния. – Голова посоветовал обратиться именно к вам. Вы знаете, скоро вступает этот ужасный закон… И мне совсем не хочется оказаться в чьём—то пользовании.

Она тяжело вздохнула и демонстративно отпила глоток, пытаясь скрыть дрожь в руке.

– Меня уже списали со счетов. Вы ведь знаете мою историю? – её глаза влажно блеснули. – Я была для него игрушкой, куклой. Пока была нова – была нужна. Теперь он устал и выставил меня, как старый шкаф. Вы единственный, кто может спасти меня и взять замуж. Прошу вас не отказать.

Аркадий ощутил, как абсурдность происходящего обрела физическую форму, сгущаясь вокруг липкой, насмешливой субстанцией. Лада сейчас выглядела идеально: настоящая трепетная жертва коварной политики, бедная девочка, жестоко брошенная судьбой и властным мужчиной.

– Лада, – осторожно начал он, стараясь скрыть раздражение, – это невозможно. Вы сами понимаете, что предлагаете? Мы практически незнакомы…

Она грустно улыбнулась, словно его слова были забавны и наивны, приблизилась и одним движением расстегнула платье, позволив ткани упасть к ногам. Перед Аркадием предстала соблазнительная фигура, будто сошедшая с обложки глянцевого журнала: вызывающая, манящая и совершенно неуместная сейчас.

– Давайте не будем притворяться, – прошептала Лада, осторожно касаясь его плеча. – У вас нет выбора, Аркадий Григорьевич, у меня тоже. Это просто формальность. Я не требую любви – просто сделайте то, что нужно.

Аркадий ощутил внезапный приступ паники и внутреннего сопротивления. С трудом отстранившись, он поднял платье с пола и сунул ей в руки: