Аркадий медленно отложил телефон. Пространство вокруг сжалось до салона служебного автомобиля, где за рулём молча сидел его водитель. За затемнённым стеклом мир терял чёткость, расплываясь в силуэтах женщин, быстро шагающих к вокзалам и остановкам.

Он набрал номер племянницы, снова вспомнив её сообщение. Гудки в трубке тянулись долго, и голос Саши прозвучал встревоженно и напряжённо, словно она долго готовилась к разговору, но слова путались и не складывались в предложения.

– Я еду к тебе, – произнёс Аркадий сразу, не дожидаясь объяснений. Его голос был твёрдым и почти официальным. – Где ты сейчас?

Она назвала адрес кафе на окраине – того самого, где раньше кофе остывал незаметно, а паузы между словами наполнялись значением. Теперь это место казалось слишком простым и наивным для такого разговора.

Водитель молча кивнул и плавно ускорил автомобиль. Город за окном жил другой, нервной и суетливой жизнью, полной слухов о закрытии границ и билетах по заоблачным ценам. Паника пронизывала толпы невидимой острой волной.

СМИ продолжали рисовать беглянок как слабых, трусливых женщин, неспособных пожертвовать собой ради общего блага. Теперь этот образ коснулся и Саши, и Аркадий чувствовал холодное бессилие, глядя на телефон, где племянница превращалась в объект насмешек и осуждения, выставленный жестокой публике.

Он понимал, что заготовленные слова и аргументы уже бесполезны. Саша сделала свой выбор, и разговор с ней мог лишь подтвердить то, что он уже понял, увидев её фото и услышав её голос. Решение было принято – простое и окончательное. Теперь Аркадию оставалось только принять реальность, с которой он столкнулся внезапно и бесповоротно.

Автомобиль двигался вперёд. Водитель молчал, смотрел прямо перед собой, не задавая вопросов – словно зная больше, чем должен был. За стеклом мелькали чужие лица, чужие страхи и надежды. Политик не отводил взгляда от дороги, мысленно прокручивая предстоящий разговор с племянницей и чувствуя, как пространство вокруг становится теснее, а воздух – тяжелее.

Кафе на окраине Первопрестольска сохраняло спокойствие, почти нетронутое общей тревогой. Внутри, за плотными шторами при тусклом свете абажуров, мир казался прежним – надёжным и безопасным. Ладогин увидел Сашу сразу, как только вошёл. Она сидела в дальнем углу, сжавшись, отчего казалась ещё более беззащитной и чужой в реальности, где любое отклонение от привычного пути вызывало подозрение и гнев.

Аркадий быстро и осторожно подошёл, словно боясь нарушить хрупкую тишину. Саша подняла глаза, и он заметил в них тяжёлое, взрослое осознание произошедшего. Он сел напротив, взглянул ей в лицо, но не сразу нашёл слова.

– Закон ещё не принят, – произнёс он негромко, будто пытаясь убедить не её, а себя самого. – Пока это только слухи и паника. Всё ещё может измениться. Ты можешь подождать, просто не спеши.

Его голос звучал тихо и неубедительно, словно слова теряли смысл в воздухе, не достигая цели. Саша молча смотрела на него, стараясь скрыть слёзы, которые уже появились в глазах.

Она медленно покачала головой и тихо произнесла:

– Это уже случилось. Просто пока не подписано. Ты ведь сам всё понимаешь.

Говорила она твёрдо и отчётливо, не оставляя места для возражений. В голосе звучала усталость.

Аркадий молча слушал её, чувствуя, как воздух между ними становится гуще и невыносимее. Он искал подходящие слова, но они казались бессильными перед её словами.

Внезапно вспомнилось, как много лет назад он держал её на руках. Маленькая, доверчивая девочка, ещё ничего не знающая о жестоком мире. Он помнил, как хрупки были её пальцы, как мягко ложилась её голова ему на плечо. Тогда он верил, что сможет защитить её от любой беды.