– Что ж, со вчерашнего дня голод их уже мучить не будет. Впрочем, как и нужда. В конце концов, не я, а Господь когда-то сотворил всемирный потоп, а ведь его никто не упрекает в жестокости.

– Те, кто мог бы упрекнуть, на дне морском.

Музыка стихла, и скрипачи изящным росчерком подняли смычки, завершив последний аккорд. Я, вновь раскланявшись, повел княгиню к ее месту, обещая при первой же возможности продолжить начатый разговор. Толстяка со звездой святого Леопольда у дамских кресел уже не было. Вероятно, моему другу, способному под настроение уговорить даже скифского идола, удалось замкнуть на себе внимание назойливого поклонника. Я снова поклонился, собираясь промолвить дежурный, но еще не затертый комплимент очаровательному объекту разработки, но тут у самого моего плеча раздалось звонкое:

– Вы убийца, граф! Негодяй и убийца!

Для умной женщины мужчина – не проблема,

Для умной женщины он – ее решение.

Сари Габор

Грянувшее allegro moderato,[8] как ведро воды – первый огонек пожара, погасило искру готового вспыхнуть скандала. Лишь я да те несколько человек, которые находились поблизости, услышали обвинения, раздавшиеся в мой адрес. Я едва не отпрянул от неожиданности. Но усилием воли сдержался и лишь резко выпрямился, чтобы открыто глянуть в глаза обвинительницы.

Слух не подвел меня. Звонкий женский голос, с неповторимым акцентом произносивший немецкие слова, принадлежал спасенной вчера Сюзон де Сен-Венан. Одетая в вызывающе скромное среди разноцветья блистающего празднества темное платье, она была живым воплощением Эринии,[9] готовой метнуть в намеченную жертву испепеляющую молнию праведного гнева.

– Сударыня, – я стоял прямо, точно громоотвод, бестрепетно готовый принять натиск стихии, – мне неудобно напоминать, что вчера я и мой секретарь спасли вам жизнь. Теперь же мне с горечью приходится согласиться с утверждением древних, что ни одно благодеяние не остается безнаказанным.

– Вы лжец! – не унималась безутешная вдова, и в морской синеве ее глаз собирались валы сокрушительного цунами.

– О, простите, любезнейший граф. Простите, мадам так огорчена, что, вероятно, не в себе. – Появившийся рядом с разъяренной француженкой полицай-президент мягко взял под локоть разбушевавшуюся гостью и заговорил ей что-то тихо и увещевающе, затем, прервавшись, обернулся ко мне. – Надеюсь, ваше сиятельство не откажетесь завтра ближе к вечеру встретиться со мной и побеседовать о злоключениях, преследующих вас последние дни?

– Когда вам будем угодно, – склонил голову я.

– Вот и прекрасно, – округлое с обвисшими щеками лицо полицай-президента расплылось в улыбке, – тогда завтра перед вечерей я жду вас у себя. Умоляю, простите мадам де Сен-Венан, бедняжка так страдает. А сейчас позвольте откланяться, и поверьте – бал просто замечателен.

– Это уж точно, – пробормотал я себе под нос, глядя вслед удаляющейся паре. На секунду мне показалось, что у выхода из зала среди прочих незнакомых лиц мелькнула носатая физиономия Йогана Протвица, а может быть, я и ошибся.

– Кто эта дама, любезный граф? – Голос Екатерины Павловны звучал удивленно и заинтересованно, отвлекая меня от тяжелых мыслей. Обращенные ко мне слова помешали разглядеть, действительно ли въедливый сыщик околачивался в особняке, или же то было лишь видение. Перегруженное событиями подсознание порой готово на весьма странные штуки. – Я сгораю от любопытства. Неужели же мадам – вдова одного из разбойников?

– Увы, нет, – печально вымолвил я. – Вынужден признать, что это та самая дама, чью жизнь мы вчера защищали с оружием в руках.