Между тем пауза затягивалась, и новообретенное руководство, сочтя наше молчание признаком глубокого раскаяния, бросило хмуро:

– То, что вы говорили о депеше, – правда?

– Чистая правда, – признал я.

– Давайте ее сюда, – скомандовал резидент.

Я со вздохом вытянул пакет из кармана.

– А позвольте узнать, ваше превосходительство, как вас тут звать-величать? – склоняясь в насмешливом поклоне, поинтересовался Лис.

Руководство бросило на любопытного агента недовольный взгляд, но, по зрелом размышлении сочтя вопрос резонным, решило сменить гнев на милость.

– Меня зовут дон Умберто Палиоли, – резидент вытащил из томика Горация нож с костяной рукоятью, – я совладелец и управляющий «Банко ди Ломбарди». – Он вонзил серебристый клинок в полотно, и я с грустью отметил для себя, что мои терзания по поводу корректности просмотра чужой корреспонденции господину Палиоли абсолютно не свойственны. Впрочем, чему тут удивляться?

– Итак, я возглавляю венский филиал банка и руковожу его операциями по всей Австрии. Так что можете не сомневаться – финансовых проблем у вас не будет. Вы, сударь, – он обратился ко мне, – должны жить на широкую ногу, но призываю вас помнить, что деньги, которые вы тратите, казенные, а потому расходуйте их экономно.

– О, будьте уверены! – улыбнулся я. – На этот счет вы найдете верного союзника в моем секретаре.

– Надеюсь, – коротко ответил банкир, доставая из холщевого пакета запечатанный восковой печатью длинный бумажный конверт. Не желая, должно быть, возвращаться к этой теме, господин Палиоли направился к бронзовому канделябру и поднес нашу добычу к пламени свечи. Затем, орудуя все тем же ножом для бумаги, аккуратно приподнял чуть растопившуюся печать.

– Ну-ка, что здесь? – Одним движением, каким обычно в банке извлекаются из конвертов вложенные чеки, он выхватил сложенные вдоль листки тончайшей рисовой бумаги, усеянные строчками каких-то символов. – Проклятие! Да это шифр! Интересно, что за шифровки передают Бонапартию из Парижа? Что тут у них на печати? – Банкир уставился на оплывший восковой кругляш. – Увы, мне это ни о чем не говорит.

– Можно ли мне поглядеть?

Маэстро Палиоли пожал плечами и протянул мне конверт.

– Это отпечаток перстня.

– А вы что же, ожидали увидеть большую печать базилевса?

– О нет, – я покачал головой, пропуская колкость мимо ушей, – как мне кажется, на печати изображена пчела.

– Вы что-нибудь об этом знаете?

– Немного. – Я пожал плечами. – Пчелы были на гербе, который Наполеон предполагал учредить для Франции, а еще они являлись эмблемой древней франко-германской династии Меровингов, а кроме того, пчела – символ общего дела и готовности погибнуть ради его успеха.

– Недурно. – Пожалуй, за сегодняшний вечер это было первое доброе слово со стороны нашего «старого друга». – Как вы полагаете, кому принадлежит сей таинственный знак?

Я развел руками:

– Возможно, кому-то, ведущему свой род от потомков Дагоберта III, а может, и организации заговорщиков, работающих на Бонапартия.

– Все это лишь домыслы, – недовольно поморщился резидент. – Ладно, может, расшифровка даст больше. Это я заберу с собой, завтра вы получите спасенное послание в прежнем виде. А теперь давайте вернемся к тому, что вам предстоит сделать.

Резидент пожевал губами невидимую соломинку, возможно, для коктейля, обдумывая, достойны ли мы быть посвященными в сокровенные тайны европейской политики.

– О том, как бедный корсиканский лейтенант стал российским графом и генерал-адъютантом императора Павла I, вас, полагаю, уже информировали.