Как может быть скучным мир, в котором тебя могут сожрать цветы?!
На пятнадцатый день после моего появления в этом мире Кхар Джахар внезапно оборвал наш урок на полуслове, ненадолго уставившись в одну точку, потом повернулся к ехавшему рядом Гардаху и что-то сказал. В быстрой речи я разобрала одно слово: мьаривта́с. И лишь потому, что оно отличалось от знакомого мне мьарив только окончанием.
Гардах восторженно улыбнулся и передал услышанное остальным. Всадники радостно забормотали. По их лицам разлилось воодушевление. Даже кайдахары сбросили привычное оцепенение, вскинули морды и зашевелили ушами, пытаясь понять, что так взбудоражило их наездников.
Спустя час мы разбили лагерь у подножия заросшего травой холма. Кхар Джахар сразу уехал, прихватив с собой Гардаха и Кхаада. Видимо, за очередным «оленем». Пару раз в пути я замечала небольшие группы этих животных на равнинах.
Я осматривала невысокие заросли возле шатра, когда меня окликнул Маритас:
– Ah mõrí?
Он вопросительно взглянул на мои испачканные землей руки, и я пояснила:
– Ахра́ сюр… Нин. Сура́хт… сахассьо́с.25
Вот она, разница в произношении всего одного звука. Сюр – улыбаться, сур – искать.
Всадник понимающе хмыкнул и протянул мне сверток черной ткани. Я забрала его, развернула и недоуменно уставилась на мужчину.
Он дал мне рубашку. Такую же, какую носил сам.
Противный голосок в голове зашептал: тебя к чему-то готовят. К жертвоприношению, видимо… Сейчас переоденут…
Маритас словно прочитал мои мысли и засмеялся, протягивая руку. Я неуверенно взялась за шершавую ладонь и последовала за мужчиной на холм. Пока мы шли, я внимательно разглядывала обилие мелких цветочков под ногами, боясь наступить на что-то, что попытается меня цапнуть. А на вершине всадник сказал:
– Mar mõrí! Salé im valt.
Я посмотрела туда, куда он указывал, и закричала от восторга, прижимая рубашку к груди. Даже несколько раз подпрыгнула на месте под звонкий смех мужчины.
Так вот чему мои спутники и их животные так обрадовались!
Вид на весеннюю равнину был изумительным. Перед нами раскинулось море насыщенно-зеленой травы, над которым местами возвышались вытянутые каменные глыбы-«волнорезы». Но радовалась я как ненормальная по другой причине.
С другой стороны холма раскинулось большое озеро. На берегу в нескольких местах «развалились» огромные камни, силуэтами напоминавшие прилегших отдохнуть людей.
К водоему неспешно брели расседланные кайдахары, и я удивилась – неужели всадники совсем не боятся, что они разбегутся? Нет, я и до этого не замечала, чтобы скакунов привязывали… Да просто не заморачивалась на эту тему.
Вода в озере была настолько чистой, что было отчетливо видно дно. Я успела расстроиться, увидев плывущую тень – неужели там водится кто-то опасный, и я не смогу искупаться? – а в следующее мгновение засмеялась от облегчения. Над водой показался вынырнувший Аик. Он заметил нас, махнул рукой и что-то крикнул. Маритас ухмыльнулся и показал ему… средний палец! И судя по задорному блеску его глаз и ответному хохоту Аика ЭТОТ жест здесь значил то же, что и в моем мире.
Я повернулась к Маритасу и почти завопила от восторга:
– Приносите в жертву! Да пожалуйста! Но сначала дайте помыться, умоляю! Господь всемогущий, расцеловала бы тебя, если бы знала, что можно!
Маритас ни слова не понял, но почему-то покраснел. Он указал пальцем на мой шатер, потом на мою куртку, на рубашку в моих руках и на озеро. Я кивнула, без слов поняв, что он хочет сказать.
– Да, сейчас! В смысле, амту́!
– Amtü!