Если бы я при других обстоятельствах узнала, что Родион женат, возможно, мне было бы не так больно. Да, ужасно обидно. Но уверена – я могла бы это пережить. А он признался только теперь, когда я максимально уязвима и нуждаюсь в его поддержке. Он не просто женат, он отказывается от нашего ребёнка и настаивает на его убийстве…

Вот и прилетел бумеранг, которым меня недавно пугала Надя. Но за что? В чём моя вина? Разве я могла знать об их отношениях? Разве у меня были основания заподозрить, что у Рода есть семья?

Сколько ни пытаюсь вспомнить хоть какие-то сигналы – не получается. В квартире, где мы проводили вместе время, он точно обитает сам – там нет никаких следов наличия женщины. Может, он купил её специально для встреч с любовницами? Однако она не производит впечатление нежилой, он часто и подолгу там бывает… Почему жена закрывает на это глаза? Может быть, она в командировке? Например, уехала за границу по обмену на стажировку, как наша преподавательница хирургии, и вернётся как раз в конце семестра, то есть на днях.

А может, она ждёт ребёнка и лежит на сохранении? В таком случае у Рода развязаны руки, он может вообще не ночевать дома – никто об этом не узнает. И он категорически против других детей потому, что вот-вот у него появится сын или дочь от жены. И разводиться с ней не планирует тоже из-за этого.

Как это несправедливо! Почему кто-то может рожать от него, а мне он запрещает? Чем она лучше меня?

Утром сажусь в машину Родиона молча. У меня больше нет для него слов. А вопросов столько, что их впору солить, как огурцы. Но задать какой-то один из них – бесполезно. Понятнее мне не станет, но Род снова унизит меня, а я этого не выдержу. Я и так жива чисто условно.

– Врач сказала, что тебя отпустят в шестнадцать. Я заеду за тобой и отвезу в общежитие, – Род говорит чужим голосом. Или я за ночь от него отвыкла и теперь не узнаю?

Ничего не отвечаю. До этого времени ещё нужно дожить. Некоторые люди не просыпаются после общего наркоза…

Когда-нибудь я обязательно встречу человека – честного, порядочного, заботливого, свободного. Который искренне полюбит меня. Я непременно рожу ему ребёнка. И даже не одного. Я забуду то, что происходит со мной сейчас, как страшный сон. И в то же время всегда буду помнить самую страшную ошибку. И если у меня будет дочь, я сделаю всё, чтобы предостеречь её от моей судьбы…

Когда-нибудь я обязательно буду счастлива, а теперь мне просто надо это пережить…

– Он заставляет тебя? – откуда-то издалека доносится голос врача.

Женщина, к которой меня отвела медсестра из регистратуры, оказалась очень приятной. Говорит певуче, будто младенца укачивает. Улыбается, словно я пришла к ней на приятную процедуру – например, определить пол будущего ребёнка или уточнить дату предполагаемых родов.

Но у меня её приветливость вызывает странную реакцию – я начинаю реветь. Так горько, как не плакала даже ночью в подушку.

– Поплачь, деточка, поплачь. Слёзы вымывают из нашего сердца боль. Расскажи мне всё. Не то, что он тебе наговорил. А что ты сама думаешь, чего сама хочешь?

– Я не зна-а-аю, я бою-ю-юсь, – продолжаю реветь. Успокоиться невозможно, когда из глаз такой водопад.

Приходит медсестра, берёт у меня кровь, а я всё плачу. Мне кажется, я не боль выплакиваю из себя, а жизнь…

Врач даёт мне какое-то резко пахнущее лекарство. На вкус оно отвратительное, но я послушно глотаю и даже не морщусь. Эта горечь – ерунда по сравнению с пожаром, который бушует сейчас внутри.

Я рассказываю этой женщине всё: как спасла Родиона в море, как злилась, что мне не досталось ни славы, ни денег. Как мы потом случайно встретились в больнице, и как он красиво за мной ухаживал. Как мы расставались, и как он вернулся. Как я решила, что он любит меня, и почему-то придумала, что у нас всё серьёзно… Как я фантазировала, какое платье хочу на свадьбу, и на кого будут похожи наши дети. Как оказалось, что до того он встречался с Надей и бросил её, наигравшись. И как сказал, что женат и что ребёнок от меня ему не нужен… И что я очень сильно боюсь. И что мне некуда идти. Что родители меня не примут домой…