Мальстен напряженно всмотрелся в поблескивающие в сиянии факелов глаза некроманта, стараясь отвлечь его взгляд от своих рук.

– О, нет-нет, – снисходительно протянул колдун, мгновенно улавливая его мысль. – Можешь даже не пытаться проделать со мной свой излюбленный трюк. Зацепиться за меня нитями ты не сможешь. Вы, данталли, ведь контролируете только живое, а во мне, как водится, жизни нет… в привычном ее понимании.

Губы Мальстена сжались в тонкую линию. Его разрывали суеверный ужас и природное любопытство: хотелось задать некроманту множество вопросов после его провокативных заявлений, однако Мальстен опасался говорить с ним.

– Кстати сказать, я не представился. Несправедливо выходит, ведь я-то ваши имена уже знаю. Меня зовут Ланкарт. О роде моей деятельности вы все уже поняли, так что…

– Что тебе нужно? – перебил его Мальстен, не без труда сохраняя в голосе холодность и строгость.

– О! Заговорил, наконец! – радостно всплеснул руками некромант. – Начало неплохое. Что мне нужно? Что ж, если попытаться адаптировать это под ваше понимание, мне нужна семья. Крепкая, большая, необычная, бессмертная… точнее, не до конца умершая семья. И я буду счастлив принять в нее вас обоих. Я, знаешь ли, давно мечтал встретить данталли и разобраться, как работают ваши силы. Можно ли сохранить их после смерти, учитывая то, что вы можете контролировать только живое? А если эти силы сохранятся, то в каком виде? На кого вы сможете воздействовать, если будете подвластны мне? Что до девушки… – Ланкарт сощурил глаза и окинул Аэлин взглядом с головы до пят. – Пожалуй, я воссоединю ее с давно утраченной любовью. Ведь, насколько мне известно, много лет назад она была обручена с нашим дорогим Филиппом.

Теперь Мальстен вспомнил, когда слышал от Аэлин это имя. Она рассказывала о своей жизни в хижине аггрефьера. Тогда она и упомянула своего жениха.

Мальстен нахмурился, глядя на юношу, в свете факелов больше походившего на восковую фигуру. Как ни странно, в его внешности было куда меньше живости, нежели во внешности того же Керна или Власа. Лицо Филиппа казалось непроницаемой маской. При упоминании обручения он скользнул взглядом по Аэлин, и взгляд этот не выразил ничего, даже отдаленно напоминающего любовь.

– Мой жених умер девять лет назад, – подрагивающим голосом отчеканила Аэлин. – То, что я вижу сейчас перед собой, носит его лицо, но это не он.

– Ты запоешь по-другому, дорогая, когда станешь частью нашей большой семьи, – со снисходительной улыбкой отозвался Ланкарт, небрежно взмахнув рукой. Голос его тут же преобразился, зазвучал властно и строго. – Сложите оружие! И без глупостей, иначе моя семья тотчас же растерзает вас в клочья, а мне не хотелось бы после собирать вас по кусочкам. Мне и так многих придется восстанавливать. А ведь далеко не все здесь лишены чувствительности к боли.

Из груди Аэлин вырвался прерывистый вздох. Она беспомощно посмотрела на Мальстена, однако тот не сумел взглянуть на нее в ответ: в его сознании, не переставая, стучала мысль, что если б он ее послушал, они не угодили бы в эту западню. Он с тяжелым вздохом бросил саблю на землю и приподнял руки, продолжая цепляться нитью за свою Аэлин.

Понимая, что выбора нет, охотница сокрушенно бросила на землю паранг. Филипп изучающе взглянул на нее и кивнул.

– Стилет тоже, Айли, – холодно произнес он. Аэлин уничтожающе посмотрела на него, однако он лишь качнул головой. – Я знаю, ты все еще носишь его в правом рукаве.

– Смелее, девочка, – подтолкнул Ланкарт. – Не заставляй меня отрубать тебе руку, чтобы это проверять. Пришивать ее обратно, знаешь ли, проблематично: даже после применения магии иногда может нарушиться подвижность.