В эту минуту в дверь постучали. Вошла служанка и подала Друэ запечатанный конверт.

– Посыльный говорит, ему приказано ждать ответа, – сказала горничная.

– От Герствуда, – сказал Друэ, тотчас узнав почерк приятеля.

Он вскрыл конверт и принялся читать.

– «Вы непременно должны пойти со мной сегодня в театр, – гласило письмо. – Играет Джо Джефферсон. На сей раз приглашаю я, как мы условились. Отказа не принимаю».

– Что ты скажешь на это? – без всяких задних мыслей спросил Друэ.

С языка Керри уже готово было сорваться согласие.

– Ты лучше сам реши, Чарли, – все же сдержанно произнесла она.

– Я думаю, нам следовало бы пойти, если только ты сумеешь отказаться от приглашения миссис Гейл, – сказал Друэ.

– О, это можно будет устроить! – не задумываясь, решила Керри.

Друэ взял листок бумаги, чтобы написать ответ, а Керри немедленно пошла переодеваться. Ей и самой не ясно было, почему она предпочла приглашение Герствуда.

– Как ты думаешь, сделать мне такую же прическу, как вчера? – спросила, возвращаясь в комнату, Керри; в руках она держала какие-то предметы туалета.

– Конечно, – отозвался Друэ.

Керри облегченно вздохнула при мысли, что он не сердится. Она отнюдь не считала, что согласилась принять приглашение потому, что Герствуд ей нравится. Просто провести вечер в обществе его и Друэ было самым приятным из всех вариантов, какие были предложены ей в тот день.

Она оделась и причесалась с особой тщательностью, и они вышли из дому, предварительно извинившись перед миссис Гейл.

– Однако! – воскликнул Герствуд, когда Керри и Друэ показались в вестибюле театра. – Мы сегодня очаровательны!

Керри вздрогнула, почувствовав на себе его восхищенный взгляд.

– Пойдемте! – сказал он и двинулся вперед, показывая дорогу.

Театр блистал нарядами. Это была живая иллюстрация к старому выражению «разодеться в пух и прах».

– Вы когда-нибудь видели Джефферсона? – спросил Герствуд, когда они расположились в ложе, и слегка наклонился при этом к Керри.

– Нет, никогда, – ответила она.

– О, он бесподобен, бесподобен!

И он стал рассыпаться в похвалах по адресу актера, повторяя избитые фразы людей своего круга. Герствуд отправил Друэ за программой и снова принялся рассказывать Керри про Джефферсона то, что он о нем слышал. Молодой коммивояжер был несказанно доволен и просто загипнотизирован окружающей обстановкой, роскошным убранством лож, элегантным видом своего друга. А Керри в те минуты, когда глаза ее случайно встречались с глазами Герствуда, видела в его взгляде столько чувства, сколько никто и никогда не проявлял по отношению к ней. В ту минуту она даже не могла понять, в чем дело, так как в следующий миг во взгляде Герствуда она обнаруживала кажущееся безразличие, а в его манерах – только любезность и вежливость.

Друэ тоже принимал участие в разговоре, но по сравнению с Герствудом казался весьма недалеким. Управляющий баром развлекал и его, и Керри, и теперь она отчетливо понимала, насколько Герствуд выше Друэ. Она инстинктивно чувствовала, что он и сильнее и умнее, хоть и держится удивительно просто. К концу третьего действия она окончательно пришла к убеждению, что Друэ всего лишь добрый малый, а во всех других отношениях ему многого недостает. С каждой минутой он все больше терял в ее глазах, не выдерживая опасного сравнения.

– Я получила огромное удовольствие, – сказала Керри по окончании спектакля.

– Я тоже, – поддержал ее Друэ, и не подозревавший, что в душе ее разыгралась битва, в которой его позиции сильно пострадали. Он напоминал древнего китайского императора, который восседал на троне, очень довольный собою и своим могуществом, и вовсе не подозревал, что в это время враги отнимают у него лучшие земли.