Ей снилось, что она и Керри находятся где-то вблизи старой угольной копи. Она видела высокую насыпь, по которой проходила дорога, и груды отвалов и угля. Обе они стояли и смотрели в зияющую шахту. Им видны были влажные каменные стены, терявшиеся в смутной мгле. На истертом канате висела старая корзина для спуска.

– Давай спустимся, – предложила Керри.

– Ох, нет, не надо! – возразила Минни.

– Да пойдем же! – настаивала младшая сестра.

Она потянула к себе корзину и, несмотря на протесты Минни, стала спускаться.

– Керри! – крикнула Минни. – Керри, вернись!

Но та уже была глубоко внизу, и мрак окончательно поглотил ее.

Минни шевельнула рукой, и тотчас все преобразилось. Вместе с Керри она очутилась у воды – такого количества воды она никогда не видела раньше. Они были не то на молу, не то на каком-то узком мысе, выдававшемся далеко вперед, и на самом конце его стояла Керри. Сестры озирались по сторонам; вдруг то, на чем они стояли, стало медленно погружаться. Минни даже слышала плеск прибывавшей воды.

– Иди назад, Керри! – крикнула она, но та шагнула еще дальше: казалось, ее куда-то уносит и голос Минни не долетает до нее. – Керри! – кричала старшая сестра. – Керри!..

Но ее собственный голюс звучал словно издалека – диковинные воды уже затопили все вокруг. Минни пошла прочь с тяжелой болью в душе, какая бывает, когда теряешь что-то очень дорогое. Никогда в жизни ей еще не было так грустно.

Видения сменялись одно за другим, в усталом мозгу Минни возникали странные призраки, сливались с жуткими картинами. И вдруг она дико вскрикнула: перед нею была Керри, которая карабкалась на скалу, цепляясь за камни; вдруг пальцы ее разжались, и на глазах Минни она упала в пропасть.

– Минни! Что с тобой? Проснись!

Гансон тряс жену за плечо, встревоженный ее криками.

– Что случилось? – спросонья отозвалась Минни.

– Проснись, – повторил он, – и повернись на другой бок, а то ты разговариваешь во сне!

Неделю спустя Друэ, сияющий, одетый с иголочки, вошел в бар «Фицджеральд и Мой».

– А, Чарли! – приветствовал его Герствуд, показываясь в дверях своего кабинета.

Друэ пересек зал и заглянул к управляющему баром, который снова сел за письменный стол.

– Когда опять в дорогу? – спросил Герствуд.

– В самом скором времени, – ответил Друэ.

– Я почти не видел вас в этот ваш приезд, – заметил Герствуд.

– Да, я был очень занят, – пояснил Друэ.

Приятели несколько минут поговорили на общие темы.

– Послушайте, – сказал Друэ, точно его вдруг осенила гениальная мысль, – я хотел бы как-нибудь вечерком вытащить вас отсюда.

– Куда же это? – удивился Герствуд.

– Ну, разумеется, ко мне домой, – улыбаясь, ответил Друэ.

Глаза Герствуда лукаво блеснули, по губам скользнула легкая усмешка. Он со свойственной ему проницательностью поглядел на Друэ, потом сказал тоном, подобающим джентльмену:

– Благодарю! Охотно приду.

– Мы чудесно сыграем в картишки.

– Можно мне принести с собой бутылочку шампанского? – спросил Герствуд.

– Сделайте одолжение! – сказал Друэ. – Я вас кое с кем познакомлю.

Дом, где жил Герствуд, на Северной стороне, близ Линкольн-парка, был обычным по тем временам трехэтажным кирпичным особняком. Первый этаж был расположен чуть ниже уровня улицы. На фасаде второго этажа было большое окно-фонарь, выходившее на зеленую лужайку футов двадцать пять в ширину и десять в длину. За домом находился дворик с конюшней, где Герствуд держал свою лошадь и рессорную двуколку.

В доме было десять комнат, их занимали сам Герствуд, его жена Джулия, сын Джордж, дочь Джессика и служанка – то одна, то другая, так как на миссис Герствуд нелегко было угодить.