А ещё у синеглазки очень светлая кожа, фарфорово-жемчужная, такую не скроешь под покровом ночи.

– Попалась! – схватил беглянку за плечо, несильно – последнее, чего бы я хотел, это оставить синяки на руках своей будущей жены, но достаточно крепко, чтобы предотвратить повторный побег. И тут же получил кулаком справа. Хорошо так получил, до звёзд перед глазами.

– Зараза!

Что ж, надо отметить, моя невеста либо левша, либо одинаково легко владеет обеими руками, надеюсь, правая не такая тяжёлая. И ещё она не сотрясает воздух бессмысленными воплями, вместо этого она ругается так, что уши в трубочку сворачиваются.

– Отпусти меня, ты! – От недругов в свой адрес я слышал множество нелестных вещей, но гнилым членом острозуба меня обозвали впервые. Острозуба? Серьёзно? – Не имеешь права! Я ничего не сделала!

– Тот, кто ничего не сделал, – нравоучительным тоном сообщил я, – не пытается сбежать... Боишься, что хозяин очнётся и заявит о краже золота и кинжала?

Синеглазка подула на чёлку, отбрасывая её с глаз и, тяжело дыша, выпалила:

– Золото? Кинжал? Впервые слышу... Я честная девушка, которая случайно оказалась в ненужном месте в ненужное время. – Очи долу, губка смущённо закушена. Такая нежная, искренняя. Просто цветочек с самым тёплым по эту сторону океана голосом. – Мне домой надо. Меня мама ждёт.

«У этого цветочка очень неплохой удар левой», – напомнила мне моя скула и внутренний голос вместе с ней.

– Я так не считаю, – мягко возразил я. – В очень нужном месте и в самое необходимое время... Мюли наденешь или предпочитаешь идти в Храм босиком?

– В Храм? Зачем нам в Храм?

– Буду из тебя честную женщину делать. – И тут меня посетила ужасная мысль: а что, если моя синеглазка уже замужем? – Покажи правую руку.

– Я браслет забыла дома.

– Угу. Я так и подумал. Обувайся.

– Правда, забыла... – Едва не плачет и снова играет голосом, отчего я начинаю чувствовать себя последней сволочью.

– Значит, не будем возлагать надежды на дырявую память. Попросим жреца сделать татуировки. Слушай, может, хватит уже потешать местных мышей и пререкаться? Ты будешь обуваться или нет?

– Ты ведь Чёрный Колдун, да? – кажется, девчонка решила сменить тактику. И я даже понимал, к чему она клонит. –  Тебя ещё Палачом называют.

– Танари Нильсай, – ответил я. – Для тебя просто Тан. Кстати, своего имени ты так и не назвала.

– В протоколе допроса прочитаешь, просто Тан, – огрызнулась она. – Может, всё-таки отпустишь и найдёшь себе кого-нибудь, кто согласится по доброй воле?

– По недоброй меня вполне устраивает, – заверил я и молча указал на мюли, которые девчонка всё ещё держала в руках.

Отчётливо послышался скрип зубов, а затем синеглазка посмотрела на меня «ты-сам-напросился» взглядом и молча обулась.

– Готова?

Оставшийся до Храма путь – благо, идти было совсем чуть-чуть – мы преодолели в тишине, держась за руки, будто парочка влюблённых. Правда, перед самыми дверями обители богов невеста вновь взбунтовалась, вцепившись в перила и отказываясь самостоятельно преодолевать восемь ступенек, что отделяли её от семейного счастья.

Я без лишних разговоров поднял её на руки и продолжил путь. Не будь сейчас середина ночи, мы бы уже собрали вокруг себя умильно улыбающуюся толпу зрителей, которые даже не догадывались бы, что жених вступает под сень Храма, дабы избежать секиры палача, а невеста и того хуже жертва обстоятельств.

– Ответь хотя бы, почему я.

Никому не понравится ощущать себя жертвой.

Можете считать меня романтиком, но я не смог признаться своей будущей жене, что она первое, что подвернулось мне под руку. Поэтому пожал плечом и выдал: