Меж тем совсем стемнело, луну закрыли облака, и перед каждым из ёкаев возник синий хи-но тама, распространявший зловещее призрачное сияние. Хизаши услышал знакомый звук трущихся друг о друга чешуек и обернулся как раз тогда, когда к нему подкралась змееподобная Нурэонна.

– Доброй ночи, Хизаши-сан, – поздоровалась она и кокетливо поправила длинные спутанные волосы, черными водорослями прилипшие к нагому телу. Ее раздвоенный язык быстро пробежался по темным губам, и Хизаши поморщился. Нурэ-онна легко заманивала в свои лапы недалеких человеческих мужчин женскими прелестями, пряча под водой змеиную половину, но на Хизаши такие уловки не действовали. Нурэ-онна казалась ему донельзя вульгарной. Даже тануки, на что те еще развратники, носили одежду, подражая людям. И хвост – не оправдание.

– Почему не смотришь на меня? – сообразила Нурэ-онна и капризно нахмурилась. – Мы же с тобой так похожи, почему бы не…

– Потому, – обрубил Хизаши. Его огонек мигнул, реагируя на настроение.

– Этот хэби видно решил, что мы ему не ровня, – хихикнула горная старуха Ямауба. – Высоко метишь, небось, в предводители Парада?

Процессия растянулась по дороге, ведущей к ближайшей деревне, но когда Хизаши ответил, его услышали все.

– Ха! К чему мне такая морока? Что хорошего в том, чтобы первым вышагивать по дорожной пыли? – Хизаши сложил руки на груди и гордо вскинул голову.

– Так что же у тебя на уме?

– Я стану ками.

Ночная тишина взорвалась многоголосым хохотом, рычанием, фырканьем, воем и тявканьем. Беззвучно смеялись даже огни кицунэ-би.

– Что такого веселого я сказал? – обиделся Хизаши.

– А ты сам не понял? – Ямауба аж за живот схватилась. – Кто ж тебя в ками-то возьмет? Ты же ёкай!

– И что? Я много таких историй слышал.

– Эх, молодость, – усмехнулся седой тануки. – Кто из нас в юности не мечтал о большем?

– Ему уж под двести, – возмутилась Ямауба.

Нурэ-онна свистяще захихикала, прикрывая рот когтистой ладонью. Хизаши смерил ее презрительным взглядом.

– Вот увидите, я найду молящихся, получу свой храм и стану ками, а вы так и будете грязь месить.

– Ты чего там тявкнул, щенок?! – рыкнула крупная ногицунэ с блестящим черным мехом. – А?! Ну-ка повтори!

Что дикие лисы, что призрачные, что божественные – одна порода. Хизаши не стал даже удостаивать ее ответом. Он вообще не собирался пока хвастаться, но у него уже начал появляться план, как исполнить свою задумку. Будучи неприметной змейкой, он много где успел побывать за почти два столетия жизни, много слышал, много видел и точно знал – уж у кого-кого, а у него шансы возвыситься есть.

Довольно быстро суета, вызванная дерзким заявлением, сменилась прежней привычной неспешностью. По пути присоединялись все новые и новые ёкаи, и на подходе к людскому жилью собралась, наконец, вся сотня во главе с предводителем – морским прорицателем хонэнгамэ. Черепаха тяжело шла впереди и несла синий фонарь на длинном шесте, чтобы каждый смертный увидел приближение Парада ста духов. Хякки яко окутывала плотная, леденящая душу осорэ, и всякий, окажись он достаточно близко, замер бы от ужаса, а то и вовсе рехнулся. Но и смертные не дураки, мало кто решился бы покидать жилище в такую ночь, встретить случайного путника – редкость по нынешним временам.

Хизаши вместе со всеми начал спуск в низину, где раскинулась деревенька, несмотря на такой поздний час все еще манящая светом окон. Люди боялись засыпать, молились, чтобы их минула печальная участь стать добычей Хякки яко. Парад потянулся вниз цепочкой синих огней, то появляясь, то снова исчезая во тьме. Если не всматриваться, можно было заметить лишь покачивающиеся в воздухе сгустки синего пламени да нечеткие силуэты всех мастей, и только звук шагов ничего не скрывало. Парад ста духов вошел в деревню и медленно двинулся через ее центр, мимо запертых домов, мимо колотящихся сердец, скрытых ненадежными стенами. Хизаши тоже чувствовал сладковатый аромат человеческого страха, что в эту ночь был приятнее самых изысканных людских благовоний. И в нем просыпался голод, тот же, что дремал в настоящих змеях и делался невыносимым, стоило ощутить запах крови. Это первобытное чувство ему отчего-то не нравилось, хотя и не было в нем ничего необычного. Люди смертны и слабы. Права рэйко, надо напоминать им о страхе, пока они не забыли, что это такое.