Но ее младший брат выглядел ужасно. Рустама немного трясло, его бледное лицо приобрело желтоватую окраску. Синяки у него под глазами проявились так ярко, что казалось, будто его побили, к тому же он заметно похудел. Остальных частей его лица она не видела. Рустам так редко снимал свою вуаль, ей даже иногда приходилось напоминать ему, что, когда они вдвоем, он вполне может позволить себе это, и Манижа знала: дело тут вовсе не в благочестии. Он ушел в себя, чтобы спасти их жизни в Дэвабаде, отступал за любую стену, какая попадалась, уходил туда, где никто не мог к нему прикоснуться.

Одних только этих синяков вполне хватило бы, чтобы написать картину о страданиях ее брата в течение того года, пока она отсутствовала. Других свидетельств и не требовалось. Кости Рустама срослись, после того как головорезы Гассана поломали их, как затянулись раны, оставленные кнутом, и кислотные ожоги. Гассан никогда Манижу и пальцем не тронул. В этом не было нужды. Он давно уже понял, что приводить ее к покорности гораздо продуктивнее избиениями брата. Однако не все невидимые отметины Рустама были оставлены Гассаном. На запястьях Рустама была написана совсем иная история. Ее брат не раз пытался покончить с собой, но успешное самоубийство было трудноисполнимо для Нахида. Его последняя попытка – отравление – была сделана много лет назад, и именно Манижа вернула его к жизни. Он умолял ее позволить ему умереть. Она упала на колени, умоляя его не бросать ее.

Тогда она плакала в последний раз до рождения Джамшида.

Она не стала дальше давить на Рустама. Напротив, Манижа попыталась придать своему лицу более спокойное выражение.

– Ты не можешь попросить кухню приготовить мне немного имбирного чая? – спросила она. – Я думаю, это успокоит мой желудок, и я смогу поесть.

Он вздохнул с облегчением. О да, она знала выражение на лице целителя, радующегося тому, что наконец-то перед ним стоит ясная задача.

– Конечно. – Рустам поднялся на ноги, потом пошарил в карманах своего одеяния. – Я принес тебе кое-что. Я знаю, ты любишь, чтобы оно оставалось невидимым, но я подумал… Я подумал, что это даст тебе некоторое утешение. – Он положил ей в руку маленький твердый предмет, сомкнул ее пальцы вокруг него и только после этого отошел от Манижи. – Пусть пламя ярче горит для тебя, Ману.

Сердце Манижи екнуло. Она знала, что держит в руке.

– И тебе желаю того же, дорогой.

Он ушел, поклонившись ей, а Манижа снова вернулась в кровать. И только когда услышала, как закрылась дверь, она приглушила пламя, погрузив комнату в прежнюю полутьму.

Потом она надела на палец древнее кольцо, которое он положил ей в ладонь. Кольцо это повидало всякое. Манижа помнила все его вмятинки и царапинки, потому что ни одному другому предмету не уделяла столько внимания, сколько этому кольцу, которое хранило единственную надежду на спасение для ее племени.

– Пожалуйста, вернись, – прошептала она. – Пожалуйста, спаси нас.

Дарийя

Эти события происходят год или около того спустя после предыдущей главы и содержат спойлеры ко всем трем книгам.

Женщина-джинн взяла один из только что выстиранных бинтов за самый край, словно собиралась вытрясти из него паука. Улыбка появилась на ее лице.

– Это что – шутка?

Дарийя посмотрела на бинт. Ей он показался вполне пригодным, она его вычищала в такой горячей воде, что у нее кожа на руках потрескалась. Потом она высушивала его на солнце.

– Не понимаю, госпожа, – сказала она, стараясь говорить как можно более испуганным голосом. Она ненавидела такое поведение, но давно уже приучила себя смирять тон, разговаривая с этими демонами. Ничто джинны не любили так, как возможность вернуть «грязную кровь» на ее место.