– Если до подхода Хейла Фридрих не выкинет чего-нибудь великого, его положение станет очень тяжелым. – Пусть поговорят, а то как бы с начальником штаба удар не случился.

– В действиях вражеской армии не ощущается единой воли, – с готовностью откликнулся Хеллинген. – Арьергард пытался прорваться сам по себе. Это понятно – возможности снестись с главными силами у его командующего не было. Но почему главные силы толком не использовали столь опасную для нас атаку авангарда? Создается впечатление, что принц не может организовать взаимодействие собственных войск.

– Создается, – рассеянно подтвердил Лионель, с завистью глядя на холмы, где люди Реддинга окончательно закружили менее поворотливых драгун. «Медведи» пятились вниз, отгоняя настырных «фульгатов» нечастым, но точным огнем. Лионелю всегда нравилось играть с крупным зверем, но в свое время наиграться не удалось, а сейчас поздно. Нужно забыть, как поют пули, свистит в ушах ветер, пляшут свои и чужие кони, тяжелит руку палаш. Старший в роду не играет. Маршал не играет. Проэмперадор не играет тем более. Вернее, играет. Не собой – людьми и провинциями.

– Сэц-Алан, доберитесь до Эрмали и передайте ему благодарность! Можете не возвращаться!

– Слушаюсь, господин маршал!

Сколько счастья, а разницы – жалких семь лет и титул… Остальные тоже не прочь получить в подарок бой или пулю. На холмах мы все кажемся себе бессмертными, да и в бою – до первой раны…

– Эрмали и в самом деле прекрасно использовал оставшуюся у него конную батарею; жалко, их у нас только две. – Хеллинген уже составлял в уме приказ. – Его артиллеристы успевают по всему правому флангу.

Частые картечные залпы и впрямь немало способствовали тому, что «медведи» откатились назад. Теперь пушки Эрмали поддерживали надорцев, зато слева, где до появления дриксенского авангарда Айхенвальд наносил главный удар, дело застопорилось. Опасаясь за фланг и тыл, бергер остановился, дав тем самым возможность противнику перевести дух. Пехота гаунау дух перевела и даже попыталась поддержать атаку собратьев, но встречный огонь оказался слишком силен.

Понимая, что война одним сражением не ограничится, Айхенвальд предпочитал действовать ядрами, а не сталью, недостаток же пороха у Фридриха сказывался все сильнее. Недостаток пороха и недостаток ума. Савиньяк усмехнулся, представляя себе бешенство противника, потом улыбка сползла с губ. Маршал Талига стал принцем дриксов, и принц этот был готов растерзать не только и не столько наглых фрошеров, сколько своих. Разведчиков, пропустивших врага. Командующего арьергардом, не подвезшего порох. Авангард, думающий только о себе и своей славе. Гвардейцев, пятящихся, словно раки. Это была неудачная армия, не способная воплотить великий замысел. К тому же она была мала, а генералы-гаунау то и дело оглядывались на Хайнриха! Нет, с такой армией не победить. Лучшее, что можно сделать, – покинуть это сборище тупиц и лентяев и привести настоящих вояк! И никаких офицеров-гаунау!

– Доброго пути, ваше высочество, – вежливо попрощался Лионель. – Вы сделали все, что могли!

Внизу, под «маршальским» пригорком, проходили эскадроны Хейла.

Возвращение Хейла стало последней каплей. Кесарские рейтары прекратили свои атаки, и тут же потрепанные «крашеные» расцепились со столь же потрепанными «черно-белыми». Словно по взаимному уговору, дриксы, гаунау и талигойцы в изнеможении опускали оружие.

Армия Фридриха отползала от холмов и от противника. Ее пехота затягивала прорехи в своих рядах и выравнивалась. Рейтары и драгуны отходили дальше влево, прикрывая фланг, пришедшая с ними пехота примкнула к общему строю. Здесь все было кончено, и Чарльз попробовал разглядеть, что творится в других местах. Судя по всему, правый фланг Фридриха хоть и отступил, но ненамного. Ни опрокинуть, ни прижать его к реке так и не удалось.