— О, это невероятный город, - продолжал он тем временем, по-детски сложив локти на бортике веранды и устроив на них голову, - вам бы там понравилось, Лариса. Я и сам намереваюсь еще вернуться на родину… когда-нибудь. Мой отец занимается экспортом кофе из Бразилии в Америку, и, подозреваю, что как только я вернусь, отлынуть от семейного бизнеса мне уже не удастся. И все-таки я рад, что нынче попал сюда.

Под его взглядом Лара неожиданно для себя смутилась. Благо, пенная шапка над кофе как раз подступала к горлышку турки, а значит, можно было с чистой совестью отвлечься от разговора.

Она ловко перелила напиток в тонкую фарфоровую чашку и, подавая ее с блюдцем, салфеткой и Матрениным круассаном, снова поймала улыбчивый взгляд американца на своем лице. В этот раз не удержалась и улыбнулась в ответ.

— Ваш кофе – без сливок, но с сахаром. Так что же привело вас в наши края, господин Харди? Вы приехали по делам?

— О, нет, что вы – я здесь по воле случая. После смерти матушки всерьез решил заняться изучением русской словесности – собираю народный фольклор, легенды и сказки. Потому и… простите, я невольно подслушал ваш разговор с подругами – о каменном Вороне. По-моему прелестная сказка, мне бы как раз подошла. Расскажете мне ее, Лариса?

Лара смешалась окончательно. Потому даже обрадовалась, когда услышала из кухни тяжелые шаги мамы-Юли.

— Простите, господин Харди, я должна идти, - наспех распрощалась она и не посмела даже обернуться лишний раз – мама-Юля не выносила, ежели Лара беседовала с постояльцами без крайней на то нужды.

Тем более что матушка и впрямь разыскивала ее.

— Ну вот где ты опять носишься? По всем комнатам тебя разыскивать прикажешь? Снова с прислугою лясы точишь, работать не даешь?

— Что вы, матушка! Стаське помогала самовар ставить.

Мама-Юля уперла руки в бока:

— Это что ж – она так и не научилась с самоваром управляться?

— Научилась… - прикусила язык Лара. – Я лишь помогала, дите ж совсем…

Матушка на расправу была скора – ей-богу выгонит Стаську, с нее станется. А девчонка сирота, некуда и пойти более.

— Дите… - передразнила мама-Юля, – иные в ее возрасте уж мужние жены, и все хозяйство на них. И ты такая ж неумеха растешь, одни развлечения на уме – ох, грехи мои тяжкие…

Лара стояла пред нею, повинно опустив голову. Все так, она и половины не умела из того, что ежедневно делала мама-Юля. Да и что уж там – гораздо охотнее проводила бы время в своем укромном уголке на берегу моря, чем помогала с хозяйством, так что маменька была права во всем.

Разговор сей был не нов казалось бы, однако он принял неожиданный поворот.

— Сядь, - вдруг велела мама-Юля. – А ты, Матрена, выйди на минуту – мне с дочерью поговорить надобно.

И когда кухарка, поворочав под нос, вышла, маменька повела разговор о новоприбывших господах Ордынцевых. Кажется, не только Лару взбудоражил их приезд.

— Небось в буфете завтракают, - решила она и заговорила вдруг с Ларой неожиданно ласково, даже коснулась ее волос и заправила за ухо выбившуюся кудряшку. - Ты пошла б, дочка, причесалась поаккуратней да и заглянула бы к господам. Вдруг нужно им чего? Поглядеть надо, что за люди они такие, и надолго ли к нам. Соседи будущие, как-никак.

— Вы меня шпионить отправляете? – прямо спросила Лара.

Мама-Юля нахмурилась, снова посуровела:

— Боже ж ты мой, где ты слов таких только понабралась, наказание мое! Сказано тебе – причешись и ступай! Да полюбезней с ними будь. А после тотчас ко мне приходи. Ясно?

Хоть для Лары и осталось загадкой, отчего мама-Юля не идет к Ордынцевым сама, она проявила покорность как всегда.