Я только улыбнулась в ответ.

‒ Завтра мы сможем увидеться только днем после того, как выслушаю все дворцовые сплетни, ‒ произнес Дитар на прощание. ‒ Приду повидать тебя сюда.

‒ Я буду ждать!

Он поцеловал меня в лоб, и его фигура растаяла во мгле ночных переулков

‒ Ты была с мужчиной, ‒ Шаваро не спала, как свернувшаяся в клубок на лежаке Гвенн, и не праздновала со всеми остальными, как, поглотившая уже не одну кружку эля и распевающая во что горазда, Игуми. Острые черты старухи отчетливо проступали в свете одинокого масленого фитиля.

Гинго опять куда-то исчез.

‒ Это так заметно? ‒ проницательные слова гадалки очень меня смутили.

‒ Если не считать припухших от поцелуев губ, твои глаза горят словно изумруды на солнце, ‒ усмехнулась старая цыганка, но ее настрой мне показался не очень веселым. ‒ Ничто не выдает так влюбленную женщину, как ее взгляд. Но от тебя даже пахнет мужчиной.

‒ Да ладно! ‒ кровь ударила в лицо. ‒ Я… н-ничего не было же!

Шаваро рассмеялась.

‒ Ты влюбилась, ‒ сделала она свой вывод вполне спокойно, но уверенно.

‒ Н-но ты же сама говорила, что ничего дурного в том нет, ‒ я находилась в смятении чувств, а цыганка смотрела на разложенные перед собой картинки.

‒ Нет, ‒ она тяжко вздохнула. ‒ Только вот карты говорят об обратном, девонька.

‒ Что могут знать картинки о судьбе? ‒ в моем голосе сквозила обида: тнедавно я была самой счастливой девушкой на свете, а какие-то карты решили, лишить меня любви.

Или это Шаво вдруг, пресытившись одиночеством и старостью, решила подпортить мне настрой. Но цыганка была добрее всех, кого я знала, даже добрее бабушки, зла она точно не пожелает. Даже стало стыдно от таких тёмных мыслей.

‒ Воин, пришедший из самого дворца, похитил твое сердце, ‒ заговорила Шаваро, подливая масла в коптящую лампаду. ‒ А ведь до этого никому не удавалось пленить тебя.

‒ Будто бы кто-то старался, ‒ буркнула я себе под нос.

Тут цыганка снова расхохоталась, на этот раз по-доброму весело.

‒ Ты не замечала очевидных вещей, девочка! ‒ закуривая сообщила Шаваро. ‒ Сирвиг каждый день приносил тебе полевые цветы не для украшения старой кибитки Шаваро, а Гинго из лохани с водой не вылезает. Оба они перестали использовать слишком дурные словечки в своих речах. А ведь раньше за ними не наблюдалось таких странностей, как аккуратность, чистоплотность и даже тактичность.

‒ Уж не хочешь ли ты сказать, что они в меня влюбились? ‒ даже мыли об этом  никогда не приходили в голову, как же я теперь буду обоим  друзьям смотреть в глаза, скрывая осведомлённость об их порывах.

‒ Не в этом дело, каждый бы из них хотел завоевать сердце именно такой, как ты.

‒ Да ну! ‒ я пожала плечами. ‒ Во мне нет ничего необычного…

Воспоминание заставило осечься на последних словах.

Не может этого быть! Я забыла то, о чем помнила еще недавно.

‒ Что ты? ‒ покосилась на меня старая Шаво. ‒ Тебе не поплохело?

‒ Н-нет… просто… я кое-что забыла. Не могу вспомнить, что именно.

Мня затрясло. Я забыла, что-то очень важное из прошлой жизни, но, что именно не вспомню.

‒ Разве такое может быть? Живешь и живешь себе, а потом вдруг осознаешь, что не помнишь какую-то часть своего прошлого.

‒ Лучше ляг отдохни, ‒ заботливо проговорила цыганка. ‒ Сегодня был трудный день, а скоро предстоят еще более тяжкие деньки.

‒ О чем ты? ‒ ее слова мне были непонятны. ‒ Неужели грядут новые проблемы?

‒ Спи, девонька, что бы там ни было, свою судьбу тебе уже не исправить.

Голова пошла кругом. Я и не заметила, как оказалась на лежаке.

‒ Не говори загадками, Шаво, скажи как есть, он меня разлюбит?