Вечно она со своими фокусами ‒ неожиданно появляется, а потом исчезает в самый неподходящий момент.

Как я не заметила опасность?

Ну ничего! Сейчас задам нахалу на орехи!

‒ Я тебя нашел…‒ горячее дыхание обожгло мне ухо, а между лопаток прошла волна холода, а потом обжигающего жара.

Да что же это?

Меня развернули так легко и быстро, словно я была легкой тряпичной куколкой, с которой так часто Игуми развлекала детей на ярмарках.

‒ Ты! ‒ вырвалось у меня от удивления и дурацкого смущения.

‒ Узнала! ‒ он улыбнулся, да так, что мое сердце зашлось в истерическом стуке о ребра. ‒ Я тебя давно ищу.

‒ Разве? ‒ удивилась я. ‒ С окончания представления прошло не так уж и много времени. Неужели ты так нетерпелив, что пара часов ‒ показались вечностью?

‒ О! ‒ в синих глазах мужчины плескалось восхищение, он провел ладонью по моей щеке. ‒ Уже стало казаться, что ты мне приснилась, и эти твои огненные цветы, птицы… бабочки… Будто всё это было в другой жизни.

Ладонь была горячей и шершавой, значит, он настоящий воин, который не просто носит красивый меч наперевес, он сражается. Возможно, в этот вечер я сама в предчувствии нежданного поединка, шла в его объятья. Мне не привыкать ходить по грани…

Запах жженых трав от кибиток и хмель подогретого вина кружили голову. Я смотрела в синие глаза словно заворожённая. Что он со мной делает? Мне казалось, я утонула в одной только этой синеве.

Так бы тонула и тонула, пока до меня не дошел смысл его последних слов.

‒ Что? ‒ чтобы прийти в себя от наваждения, встряхнула даже головой. ‒ Разве ты меня уже видел?

‒ Это была ты тогда в Хелегае… что с тобой?

Напоминание о злополучном городе немного отрезвило. Тогда наша труппа попала в переделку, все закончилось не самым худшим образом, но и воспоминания остались очень тяжкие.

Но, что именно он имел в виду?

Страх проник под кожу колючими иголками.

В Хелегае я выступала перед зрителями. Возможно ли, что этот воин тогда меня увидел?

‒ Я… ‒ согласно кивнула, немного успокоившись, ведь врать не было смысла, а так хотелось еще смотреть в эти глаза. ‒ Но там как-то у нас не задалось представление.

‒ И не говори! ‒ он и сам дернул головой, словно сбрасывая ненужные воспоминания. ‒ Паршивый был городишко.

‒ Это точно! ‒ согласно кивнула.

Меня снова передернуло…

Воспоминая, и правда, остались просто ужасные. И воспоминания, и то, что ещё ждало меня впереди…

‒ Ты… ‒ он снова переключился на меня. ‒ Была сегодня такая красивая.

‒ Спасибо! ‒ невозможно было не улыбнуться в ответ. ‒ Ты так смотрел, что мне хотелось быть самой лучшей для тебя.

Он странно на меня посмотрел. Так, будто бы снова видел впервые, или у меня неожиданно выросли на лбу рога.

‒ Что? ‒ я опять смутилась до невозможности. ‒ Я сказала, что-то не так?

‒ Нет… просто ты сводишь меня с ума.

И опять шершавая ладонь на моей щеке, а палец на моих губах.

‒ И такая… открытая, что я боюсь не сдержаться!

‒ Скажешь еще!

Щеки пылали от таких откровенных слов, а голова опять пошла кругом. Не принимает ли он меня за одну из тех доступных кабацких девок?

Хотя… а не всё ли равно?

‒ Как тебя зовут? ‒ он склонился надо мной, от близости пышущего жаром тела во рту пересохло так, что пришлось облизать губы.

‒ Джай, ‒ уже шепотом проговорила я прямо ему в губы.

‒ Я тебя поцелую… Джай.

Это было невероятно, безумно, горячо. Со мной творилось нечто невообразимое. Никто никогда меня не целовал. Он ‒ самый первый. А уж что творилось с моим телом, прильнувшим к нему, подумать стыдно.

В голове возникли слова старой цыганки: «А если уж решишь, кому подарить свой первый раз, пусть он будет прекрасен, хорош собой и люб тебе. Любовь не грех. Главное, чтобы всё было взаимно».