- Ты ему доверяешь? – спросила я Джоанну, глядя как Веласко, освежевав, рубит неосторожно выползшую на дорогу змею и нанизывает мясо на прутики. – Он тебе кто?

- Мне? – удивилась Джоанна. – Мне никто, он наш егерь. Его отец, Гильермо, молочный брат моего дедушки.

- А… - Понятно.

Это все объясняло – бесшумный шаг, выносливость, экономные движения, умение добывать еду там, где ничего не растет, и чувство направления, будто у него внутри встроен компас. А еще то, что он, скорее всего, был в курсе безумного плана дона Мигеля. С тех пор, как мы выехали из лесов, я сидела как мышь под метлой, но все равно ловила на себе его недоверчивый прищур. С арбалетом он не расставался.

С арбалетом, кинжалом, ножом в сапоге, коротким мечом – Веласко вез с собой арсенал, предназначенный, надеюсь, все же для охраны, а не упокоения родовитых двоедушниц, но, к счастью, мы никого еще не встретили, и его коренастая фигура, ведущая на поводу коня, была единственным ориентиром на фоне белого сланца.

Болтуном он не был. Панибратства и покровительства, которые проклевываются в мужчинах в долгом путешествии, себе не позволял – только вежливость и полную отстраненного достоинства услужливость. Как хорошо вышколенный официант: не видно, не слышно, очень удобно. В моем мире он сделал бы карьеру – если бы его, конечно, подпустили к ресторану: невысокий, почти квадратный, очень смуглый, с дважды перебитым носом и выскобленным черепом, в дороге он пропылился и зарос, превратившись чуть не в моджахеда в своей чалме, черных свободных штанах и плотной жилетке на грязно-белой рубахе с высоко закатанными рукавами. Бр-р. У меня в голове не укладывалась, как Джоанна спокойно поворачивается к нему спиной.

А в ее головенке – как я могу не верить родному слуге.

Ну действительно.

Всего-то чуть не застрелил.

- То есть он у вас… давно?

- С рождения, - подтвердила Джоанна.

- Жена, дети?

- Кажется, нет. Я слышала, он говорил Гильермо, ему рано.

Это в сорок-то рано?

Моя герцогинька пожала плечами и промолчала.

* * *

Я перешла в фазу вооруженного нейтралитета: не давила, не злословила, не провоцировала, но смотрела в оба, готовая к любой пакости со стороны Джоанны и Веласко. Вдруг это все мистификация и он везет ее не ко двору, а к экзорцистам… Возможно, даже не сказав девчонке, чтоб не будить дракона. Если настроение Джоанны я чувствовала примерно как свое, то спина егеря, которую я наблюдала большую часть дня, была для меня терра инкогнита.

Я засыпала поздно, последней. Просыпаясь первой, долго лежала, мечтая услышать тяжелую поступь Греты и писк кофемашины. Молчала, пока Джоанна завтракала и отлучалась пудрить нос, смотрела по сторонам, не отвлекая Веласко от сборов, и, только когда мадмуазель устраивала свое седалище на погрустневшей из-за стрижки кобыле, а егерь выдвигался вперед, начинала задавать вопросы.

О мире.

О королевстве.

О магии. Драконах. Людях. Каретах. Корсетах. Еде. Засухе. Временах года. Ледяной стене на севере. Ну мало ли…

Ответы, правда, не радовали.

Нет, Джоанна отвечала. Той единственной демонстрации силы хватило, чтобы заставить девчонку сотрудничать, но информацию я получала как от первоклассника: на севере холодно, на юге пустыни, в Америке индейцы. К слову, открыли ли здесь аналог Америки, герцогиня не знала.

В этом и была проблема.

Тринадцатилетняя девица не знала почти ничего – только то, что королевство состоит из пяти герцогств, на троне Диего Четвертый из рода Дельгадо, кругом враги истинной веры (ну еще бы!), а самые большие терки у них с колдунами-сангрийцами, извратившими священные книги и мечтающими вернуть когда-то им принадлежащую Альмарию – ту самую провинцию, из которой мы бежали. Вдобавок Фернандо…