Да и признать, что тебя обокрала женщина – то ещё удовольствие. Обычно после пробуждения, мои клиенты мало помнили и яро верили, что все отдали сами, добровольно. А я лишь потирала ручками, пряча всё награбленное в потаённом местечке за спинкой кровати.

Мне не всегда везло. Бывали мужчины, которые сразу переходили к плотским утехам, и уж здесь я сдавалась без сопротивления. Тогда казалось, что ужаснее непьющего клиента ничего нет.

Правда, сейчас я убедилась, что ужас выглядит совсем иначе.

Наймон. Вот главный монстр из рассказов набожной и злющей няньки в приюте. Ему ничего не стоило уничтожить меня. Слезами и печальными историями такого не пронять. Его высокомерие охватывало каждый уголок комнаты, а холодность во взгляде не допускала и малейшего проблеска снисходительности. Я была лишь жалкой пылинкой под ногами, поэтому пришлось смириться со своей участью, в то время как боль обиды и разочарования прожигали душу насквозь.

Пока меня намывали и принаряжали в более приличные вещи, я плакала. Мне желалось сорвать кожу живьём и сжечь этот прокля́тый бордель дотла. Я ненавидела себя за самонадеянность, хозяина – за то, что нарушил договорённость о моей свободе, и Наймона, треклятого второго сына владыки, который, назначив двойную цену, выкупил меня.

– Теперь ты принадлежишь мне, – довольно заявил Наймон и уселся на противоположное место в карете.

Дверца за ним захлопнулась, и я с некой печалью взглянула в небольшое оконце на бордель, как когда-то смотрела на приют.

С самого рождения у меня не было выбора, я шла, куда приказывали, и делала то, что велели. На мою радость, в борделе существовало негласное правило, что после определённого возраста шлюха могла выкупить себя, оплатив все затраченные средства на неё хозяином. Никто, как правило, этим не пользовался: крыша над головой есть, да и кормят. Но мне этого было мало. Я желала сама решать свою судьбу. И судя по всему, моя мечта отдалялась от меня быстрее, нежели сменялись день и ночь.

Карету слегка качнуло, отчего я вынырнула из размышлений и обратила внимание на пейзаж за окном.

Жуть как хотелось придвинуться ближе к двери, и рассмотреть столицу, до этого я видела её исключительно из окна. Шлюхам наподобие меня, которые были только для особенных гостей, запрещалось выходить. Нас не касались обычные трудяги, для этого имелись девочки с некими изъянами во внешности или же в преклонном для шлюхи возрасте. В этом мне повезло, но с каждым днём клетка заточения становилась невыносимее.

От страстного порыва всё рассмотреть останавливал холодный взгляд Наймона. Расставив широко ноги и откинувшись на мягкую обивку сидения, он изучающе скользил по моему телу.

Я не трусиха, но сейчас мои внутренности словно слиплись, а дыхание замерло. Нужно было как-то себя спасать. Поэтому, пересилив свой страх, я скользнула ручкой по бедру, и слегка приподняла платье. Ногу закинула на ногу, при этом расправив плечи, отчего сразу стало видно глубокое декольте.

– И часто ты обманываешь своих клиентов? – заметно сглотнув, низким, бархатным голосом мягко спросил он.

– Что вы, господин, какие клиенты? – Нервный смешок сорвался с губ. – Я принадлежу только вам, – сладко пролепетала я, возвращая его же слова.

Глаза Наймона блеснули одобряющим весельем, а на щеке внезапно появилась едва заметная ямочка от довольной ухмылки.

– Ты оправдываешь мои вложения Сиэна. Только это пока. – Его лицо резко исказилось в угрожающей гримасе, и он резво придвинулся ко мне.

Запах сладкого перегара от вина ударил в нос, а щеки коснулись нежные кончики пальцев. Крепким телом Наймон напрочь закрыл меня от мира, забивая в угол как мышку.