Со вздохом Мехмет начал подниматься по лестнице, но не потому, что устал или чувствовал близкое дыхание старости, а потому, что со вчерашнего дня в доме ощущалось напряжение. Дворецкий знал, что проблема серьезная, иных у Бояджи не было: чем больше влияния, тем больше ответственности и последствий. Мехмет никогда не вмешивался в дела хозяев, но ровно до тех пор, пока Осман-ага лично не просил его об этом. Вчера он не попросил, а потому дворецкий просто ждал, когда кризис минует.

Ожидание Мехмет скрашивал тем, что придирался к прислуге по мелочам. Он постоянно экзаменовал молодого Бору, часто проверял группу внешней охраны, дёргал Мерта, работника хозяйственной части, садовника Ибрагима, а помимо того и остальных мужчин, служивших в доме: Озгюра, Барыша и Мустафу. К повару Егиду вопросов не было, но только потому, что Мехмет ничего не понимал в кулинарии, даже несмотря на весь свой опыт. Личные шоферы хозяев не подчинялись дворецкому, а потому к ним тоже не было претензий, точнее, он просто не мог их высказать.

На лестнице Мехмет не задержался; еще вчера он придирчиво оглядел чугунные витые парапеты в поисках пыли и ничего не нашел. Вряд ли она могла осесть в большом количестве всего за сутки.

На втором этаже Мехмет вздохнул спокойнее, ему нравилось современное крыло дома с апартаментами для каждого из хозяев. Светлые и невероятно просторные комнаты, роскошные и комфортабельные. В каждой из спален выход на террасу с видом на Босфор и причал для яхт.

В жилой части дома десять спален: Архана-бея, сына Османа-аги, и трех его сыновей – Ферхата, Фуата и Ферита. Еще одна спальня предназначалась для жены Архана Бояджи, но она покинула мужа и детей двадцать лет тому назад и приезжала в яли только тогда, когда заканчивались деньги. Еще две занимал Осман-ага: в одной спал, в другой читал и ел, когда не хотел выходить к общему столу. Остальные комнаты пустовали, в ожидании гостей.

Мехмет улыбнулся, думая о том, как молодой Бора старается угодить и ему, и хозяину – младшему из братьев, Фериту. Юного слугу наняли совсем недавно, прежний женился и уволился: его не гнали, но дали понять, что женское присутствие неуместно. Да, Бояджи жили исключительно мужской общиной. В поместье не было ни одной женщины, и это устраивало всех без исключения. Хозяева радовались жизни в яли, служащие – в доме для прислуги. Тишина, покой, никаких слёз, звонкого смеха и дамских истерик. Мехмет не единожды возносил хвалу за то, что лишен хлопот, связанных с переменчивым женским настроением.

Дворецкий неспешно добрался до красной гостиной, где собрались Бояджи для совета, и прислушался. Нет, не подслушивал, но пытался уловить настроение хозяев. Он сразу узнал голос Архан-бея:

– Бурак пропал. Он не выходит на связь уже три часа. Папа, я послал людей, чтобы его разыскали. – Голос и уверенный, и тревожный.

– Архан, ты глупец! – Осман-ага злился. – Почему Бурак остался без охраны?! Почему ты не позаботился об этом?!

– Ага, он просто исчез. Наши люди упустили его из вида. Я предполагаю худшее. – В разговор вступил Фуат, средний брат.

– Исчез?! – Ага негодовал. – Ты понимаешь, что говоришь, Фуат?! Гюнеш Илери вышел из тюрьмы! Ты знаешь, чем это грозит?! Он ненормальный, он маньяк! Я не хочу потерять никого из вас! Почему Бурак не передал документы?! Почему прячется?! Продался Гюнешу?!

Мехмет сжался: он никогда еще не слышал настолько злого голоса своего аги. Теперь дворецкий уповал только лишь на Ферхата, того единственного человека, который мог противостоять гневу Османа Бояджи, и тот не подвел: