Прижав к груди сумочку, оглянувшись, ускоряю шаг. Где-то со стороны тёмного переулка слышится шорох. Вздрагиваю. Почти перехожу на бег. Пульс начинает усердней гонять кровь по венам. Хватит! В последний раз я долго торчала в магазине. Когда-нибудь моя работа меня погубит.

Шлёп.

Застываю.

Убийственный морозец проносится с головы до ног, оплетая тело колючими шипами. Я резко оборачиваюсь. Ничего не успеваю понять. На меня обрушиваются две громоздкие тени.

— Нет! Кто вы? Что вы делаете?!

Как какую-то пылинку немощную меня подхватывают под локти и куда-то тащат. Точок. Я лечу к холодной бетонной стене, бьюсь затылком, взвизгиваю. В висках звенит, в глазах бегают чёрные пятна, на языке пульсирует едкий вкус металла.

Тряхнув головой, я прихожу в себя. Бледнею. Слабею, не чувствуя ног, когда вижу знакомые небритые рожи.

О, нет!

Нет. Нет. Нет!

Это тот самый Бармалей. Тот отвратительный ублюдок, который хотел меня изнасиловать и пустить по кругу, передав эстафету таким же, как и он, безбожным подонкам.

Они нашли меня. Нашли.

Мамочка. В этот раз уйти от удара судьбы не получится.

Убьют меня, да? Изобьют до смерти. Изувечат. Порезвятся на славу. А после, в лесу как кусок мусора закопают.

— Не трогайте меня! Я буду кричать! — отчаянно вскрикиваю. Задубевшими руками пытаюсь расстегнуть сумочку, нащупать внутри телефон, но проклятая молния не поддаётся. Заело. Я так сильно боюсь, что не могу управлять телом. Пальцы трясутся.

— Ты смотри какая! Боюсь, боюсь, — хохочет Бармалей, наигранно вскидывая руки вверх. Остальные подельники глумливо ржут. — Ты совсем охуела, да? Мы тебя четыре месяца, блять, пасём! Заебались рыскать по дебрям, выискивая хитрожопую овцу.

Секунда. Они оказываются рядом слишком быстро.

— Когда бабки отдашь, сучка?! — один из уродов хватает меня за волосы, больно дёргает. Я спотыкаюсь и падаю на грязный асфальт. Бьюсь коленями об острую поверхность, раздирая их до крови. Рву колготки, счёсываю ладони. На глазах брызгают слёзы. Боли и обиды.

— Я отдам! Немного позже. И так достаточно вам вернула. Я дала вам всё, что у меня было. Пожалуйста, не делайте мне больно!

Горько плачу, умоляя мерзавцев сжалиться. Я стою перед ними на коленях. Один из уродов делает выпад вперёд и отвешивает мне пощечину.

— Рот закрыла, пока открывать приказа не было. Или я сам его закрою. Но в следующий раз не кулаком.

Лидер шайки криво лыбится. Кладет руку на выпирающую шишку, в области ширинки, почухивая приличную выпуклость.

Меня сейчас тошнит. Сердце начинает стучать быстрее и чаще. Они пьяные. Обкуренные. От них травой несет и пивом за километр.

— Пусть всем по кругу отстосет, потом мы её трахнем у стенки. И заберём! Поживет пока у нас, будем ебенить по очереди, пока не надоест и не посчитаем нужным, что долг отработан.

— Что скажешь, красотуль? — лидер банды скалится как акула. — Он гладит меня по раненой щеке. Слезы льются ручьями вместе с потекшей тушью. — Если нет бумажек в заначке, то значит телом рассчитаешься. Отработаешь как шлюха. Бесплатно. Месяца три.

— Пять, — перебивает один из гандонов.

— Нет, не надо так… — слёзы душат похлеще яда.

Главарь резко впивается пальцами в мои скулы, я взвизгиваю, жмурясь, когда он вдавливает в мой рот свои вонючие пальцы, будто спицы.

— Рот открыла, дрянь! Сейчас горлом будешь работать! Остатки долга только так возьмем!

— И не только, — мерзкий хохот беспощадно вспарывает ножом нервы.

— Нет, прошу, нет. Вы же люди… Ну вы же не звери! Отпустите, молю!

У меня начинается адская истерика.

Они убьют меня.