Страх был продиктован боязнью потерять доходы и мыслями о смене карьеры. Проработав три года, она зарабатывала 180 тысяч долларов в год – была базовая зарплата, к ней прибавлялись еще и весьма щедрые премиальные. Это были очень хорошие деньги, но жизнь в городе как-то умудрялась сжирать их. Половина отнималась в виде налогов. У нее имелся накопительный счет в банке, но откладывала она на него не слишком часто. Если тебе двадцать девять, ты одинока и свободна, живешь в городе, у тебя есть профессия и ты твердо знаешь, что на следующий год твои доходы превысят нынешнюю зарплату плюс премии, то стоит ли беспокоиться о каких-то там накоплениях? У нее был друг по Колумбийскому университету, он проработал в «Скалли энд Першинг» пять лет, недавно стал младшим партнером и заработает в этом году полмиллиона долларов. И Саманта должна была пойти той же дорожкой.

Но у нее имелись и другие друзья – те, кому удалось вырваться из этого порочного круга через двенадцать месяцев, счастливо распрощаться с ужасным миром Большого Закона. Один теперь работал инструктором-горнолыжником в Вермонте. До этого он трудился редактором в «Коламбиа ло ревью», затем – в «С энд П», ушел оттуда и теперь жил в хижине у ручья и редко отвечал на телефонные звонки. За какие-то тринадцать месяцев пребывания в фирме он превратился из амбициозного молодого сотрудника в почти невменяемого недоумка, спавшего за письменным столом. Успел вовремя уволиться и уехать из города. Саманта часто о нем вспоминала, обычно с некоторым оттенком зависти.

Облегчение, страх и унижение. Ее родители оплатили довольно дорогое подготовительное обучение в одной из престижных школ округа Колумбия. Затем она с отличием окончила университет в Джорджтауне и получила диплом в области политических наук. Потом безо всяких усилий поступила в юридический колледж, который тоже окончила с отличием. И тут же, после того как она прошла стажировку секретарем в федеральном суде, не меньше дюжины крупных фирм предложили ей работу. Словом, первые двадцать девять лет жизни ей сопутствовал почти оглушительный успех, поражений она не знала. То, что ее вышибли с треском и столь бесцеремонно, ужасно угнетало. А то, как ее выводили из здания под присмотром, казалось оскорбительным. Это была не какая-то мелкая шишка, которую можно набить за время в целом успешной карьеры.

Все же в цифрах можно было найти хоть какое-то утешение. Со времени падения «Леман» тысячи молодых профессионалов лишились работы. Несчастье лучше переживать вместе и все такое прочее, но в данный момент она не испытывала сострадания к кому бы то ни было.

– Карен Кофер, пожалуйста, – бросила Саманта в трубку. Она лежала на диване совершенно неподвижно, стараясь дышать ровно.

– Мам, это я. Они это сделали. Уволили меня. – Она закусила нижнюю губу, изо всех сил стараясь не расплакаться.

– Мне так жаль, Саманта. Когда это произошло?

– Примерно час назад. Вообще-то неудивительно, но верится с трудом.

– Понимаю, детка. И мне неимоверно жаль.

За последнюю неделю они не говорили ни о чем другом, кроме как о возможном увольнении.

– Ты дома? – спросила Карен.

– Да, дома, и в полном порядке. Блит на работе. Я ей еще не говорила. Вообще никому пока не сказала.

– Мне страшно жаль.

Блит была ее подругой и сокурсницей еще по Колумбийскому колледжу, но работала в другой крупной фирме. Они снимали эту квартиру вместе, однако отдалились друг от друга. Когда приходится вкалывать по семьдесят пять или сто часов в неделю, общаться особо некогда. Дела на фирме Блит тоже обстояли неважно, и она ожидала худшего.