«Малышу Тому нравится твоя музыка, – сказал Абдо. – Он идет».
Я огляделась. Стоило Малышу Тому подойти ближе, я бы тут же заметила над головами людей его огромную мохнатую макушку.
Мой встал на колени, и Абдо перепрыгнул через него. Мой сложил руки в форме стремени, поднял Абдо и подбросил его в воздух. Толпа взревела. Мой подсадил Абдо на свои плечи, после чего мальчик сделал стойку, упершись в его ладони. Восьмерка зааплодировала, стуча мечами по щитам.
Внезапно среди всего этого гомона раздался леденящий кровь вопль.
Я прервала мелодию посреди ноты и стала в панике озираться по сторонам. Люди глядели на меня с изумлением, и я вдруг поняла, что никто, кроме меня, не слышал этого звука: в моей голове кричал Абдо.
Он все еще не вышел из стойки на руках капитана, но теперь из его левого предплечья торчал нож. Он стал оседать, но Мой – слава Небесам! – успел поймать его прежде, чем он коснулся земли.
– Дэс Ошо! – проревел Мой, и солдаты тут же окружили его, лихорадочно озираясь в поисках нападавшего. Капитан взял на руки корчившегося от боли Абдо. Голубая туника мальчика стала мокрой от крови.
– Вот он! – вдруг вскрикнул Жоскан и указал на фигуру, видневшуюся на балконе трактира, который стоял на другой стороне площади. Мужчина в рясе Ордена святого Абастера торопливо перелезал на крышу. Его одеяния мешали ему, но было понятно, что, если он выберется на крышу, нам его уже не поймать.
Монах уже карабкался по наклонной шиферной кровле, когда с другой стороны, словно полная луна, показалось бледное лицо с взъерошенными волосами и спутанной бородой, из которой торчали опавшие листья. Вслед за головой появилось огромное волосатое тело, облаченное в скудную, сшитую из лоскутов одежду. Великан был два с половиной метра ростом. Его лодыжки заросли серебряной чешуей, а на пальцах его ног вместо ногтей виднелись драконьи когти. Они скрипели о шифер, пока гигант спускался по склону крыши, приближаясь к монаху, который в ужасе застыл на месте, выронив из пальцев второй нож.
Малыш Том схватил нападавшего, будто тряпичную куклу, а потом свернул ему шею и сбросил с крыши под ноги толпе.
На секунду весь мир словно замер. Потом кто-то закричал: «Джианни Патто!» – и на площади разверзся настоящий ад. Одни люди спасались бегством, другие пытались оттащить в сторону тело монаха, третьи бросали камни в чудовище на крыше.
Мой бросился к Жоскану и Нэн, прижимая Абдо к груди. Мальчик смотрел в пустоту: он был в таком шоке, что даже не плакал. Нэн сорвала нинийский флаг, висевший над таверной, а Жоскан забрал Абдо у своего отца. Вместе они достали нож и перевязали ему руку разноцветным лоскутом. Мой двинулся к Восьмерке, выпускавшей стрелы в монстра на крыше. Я подбежала к капитану, схватила его за руку и попыталась перекричать рев толпы:
– Скажите им, чтобы не стреляли! Это тот, кого мы ищем!
– Вы же говорили, что он малыш! – проорал Мой мне в ответ, пробиваясь сквозь толпу к своим солдатам.
На другой стороне площади Джианни Патто перепрыгнул с крыши на балкон трактира. Стрелы отскакивали от его крепкой, как панцирь, кожи, а он ухмылялся, обнажая отвратительные гнилые зубы. В следующую секунду он спрыгнул в гущу толпы, и селяне разбежались прочь, словно круги на воде. Солдаты, которыми теперь командовал Мой, окружили дикаря и обнажили мечи. Джианни Патто не делал никаких резких движений; он сложил руки запястьями друг к другу, как будто прося, чтобы его связали. Именно так Мой и поступил, хотя на это ушло несколько попыток. Джианни не сопротивлялся.