– Я с тобой полностью согласен, нельзя спускать такое никому. Но сам посуди, кто мы, и кто они!

– Мы власть!

– Они тоже власть и выше нас на головы! Ты думаешь, что перепрыгнешь их?

– За свое место боитесь? – прямо спросил его Фролов.

– Ты говори, да не заговаривайся! – повысил на него голос Евгений Семенович. – Я на своем месте крепко сижу! И не тебе меня пугать!

– Я не откажусь от своих показаний и буду вынужден написать докладную генералу.

– Ну, что ты за человек? – вновь взревел полковник. – Тебе плохо живется? Хочешь жить хуже?

– Мне бояться нечего. А истреблять целые семейства диких животных, в период размножения, я никому не позволю. И прокурору тоже. На это есть определенное время, охоться сколько хочешь.

– Хорошо, я сам лично поговорю с ним. И обещаю, что больше такого не повторится.

– Я не могу понять, мы защищаем или уничтожаем? – возмутился Фролов. – Или мы пособники беспределу?

– Вася, есть обстоятельства, – заговорил по-доброму начальник, желая его разжалобить.

– Егерь уже написал заявление и отправил его в нужные инстанции. Подключено телевидение. Осталось только подождать, во что все это выльется.

– Дурак твой егерь! – стукнул по столу кулаком Пузанов. – Сам не знает, что сотворил! Все против него и обернется! Вот попомни мои слова!

– Они пугали его детьми. Они пригрозились, что он детей не досчитается. Это как, по-вашему, нормально?

– Они только пугали!

– Мы стоим у власти! – заговорил на повышенных тонах Василий Михайлович. – Люди идут к нам за помощью и поддержкой! Они ждут от нас защиты! А мы на их глазах поступаем как преступники, и я должен каждый день ходить среди них и прятать свои бесстыжие глаза?

– Мы можем раздуть этот скандал или все сделать тихо! – в упор смотрел на него разъяренный начальник.

– Как тихо? – не сдавался Фролов. – Сами накажем их? Как? Подстрелим в лесу и спишем на несчастный случай? Скажем, что кабаны растерзали?

– Мне поступило указание сверху – замять это дело, – честно признался Евгений Сергеевич.

– Заминайте. Только я не стану прятать глаза и творить противозаконие.

– Упертый, да?

– Какой есть, – не сдавался он.

– Иди с глаз моих долой! – выкрикнул Пузанов и плюхнулся в свое кожаное кресло.

Участковый не стал перечить, резко встал, взял свою фуражку и уверенным шагом покинул кабинет. А сам вышел на улицу и сразу закурил. Но в голове неслись мысли – одна печальнее другой. Про инстанции и телевидение он соврал. Так, хотел для острастки припугнуть, чтобы Пузанов принял их сторону. Но там замешан прокурор и его тесть, с которыми он живёт душа в душу. А тесть у прокурора важная персона и имеет депутатскую неприкосновенность. Вот и творят они, что хотят, зная точно, что места тут тихие, и никто им не помешает жить как графьям, имея «свои наделы» для охоты. И пусть охота запрещена, но только не для них. Они сами ее запрещают и сами ее себе открывают.

Василий Михайлович выбросил окурок в урну, спешно сел в машину и поехал обратно в Заречье, чтобы поддержать порядок хотя бы там.

Уже поздно вечером он решил поговорить с Настей.

Солнце давно скатилось за горизонт. На землю медленно опускались летние сумерки. А в воздухе пахло медом и скошенной травой.

Он подкараулил ее у дороги, когда девушка шла от очередной бабульки, к которой она ходила делать уколы. Мужчина сидел в своей машине и ждал ее появления. Как только она подошла, он распахнул дверцу и скомандовал:

– Быстро садись!

– Что случилось? – испугалась Голубкина, но в машину нырнула с такой скоростью, словно убегала от погони.