– Валя только-только с ночного дежурства пришла, Елена Максимовна…

– Мне она срочно нужна, иначе бы я не звонила! Если говорю – позови, значит, надо позвать! – холодно бросила она в ответ, раздражаясь на его невразумительно выраженную досаду.

Аркаша, по всей видимости, впал в ступор. Елена Максимовна всегда знала за собой этот момент – многие люди на ее холодные выпады именно так и реагируют. Присутствовал в этом посыле какой-то особенный волевой момент, оттого и реакция была соответствующая. А пока реакция продолжается, можно их тепленькими брать, любой каприз исполнят. Наверное, это не очень хорошо и не очень правильно с точки зрения человеколюбия, но ведь сами напрашиваются! И в данном конкретном случае… Что за двойные у Аркаши стандарты? Хочешь пожалеть жену – откажи наглой соседке, нахами, в конце концов! А если позиционируешь себя как интеллигент в пятом поколении и не можешь допустить большего «хамства», чем невразумительная досада, то и не трепыхайся попыткой к сопротивлению, отдайся с потрохами. И не надо вздыхать в трубку, потому что сам виноват. Нравится быть интеллигентом – терпи!

– Хорошо, Елена Максимовна, сейчас я ее позову.

– Давай. Жду.

Валечка даже не поздоровалась, промямлила в трубку замирающим от усталости голосом:

– Что случилось, Елена Максимовна?

– Ой, Валечка, в двух словах не расскажешь… Беда у меня. Может, зайдешь?

– Какая беда? Наверное, лучше «Скорую» вызвать? Я с ночного дежурства.

– Нет, нет… Не надо «Скорую». Ты зайди, я все объясню. Прямо сейчас зайди! Коля тебе откроет.

– Хорошо… Через пять минут буду.

Николай успел натянуть спортивный костюм, стоял в дверях спальни, как солдат на страже, ждал приказа.

– Сейчас она придет… Иди открывай дверь. И расческу мне принеси! И зеркало… Может, успею космы прибрать.

Валечка выслушала ее с дежурным участием на лице, вздохнула и задумалась, будто собираясь с мыслями. Наверняка мысли были не очень хорошие, и Елена Максимовна не выдержала, предложила с осторожностью:

– Может, мне в стационар лечь, а, Валечка? Дашь направление?

– Нет, Елена Максимовна, госпитализация ничего не даст, к сожалению. Суставы – такая коварная штука. И возраст у вас. Мы уже все делали, что можно было сделать, вы же знаете. И таблетки, и уколы, и процедуры в стационаре. Весь потенциал полностью исчерпан. Придется вам привыкать.

– То есть как это – привыкать? Что значит – привыкать? Думай, что говоришь!

– Я знаю, что говорю, Елена Максимовна. Я врач.

– То есть… Ты хочешь сказать, что я вообще встать не смогу? Но я должна встать! Я все равно буду пытаться вставать!

– А вот истязать себя без пользы не надо, Елена Максимовна. Упадете, ноги переломаете или, не дай бог, шейку бедра.

– Но что мне делать? Ведь можно же что-то сделать? Есть же еще какие-то дополнительные методы лечения… Неужели мне не помогут?

– В нашем стационаре – нет.

– А где?

– Поезжайте в швейцарскую клинику, там помогут. Может быть.

– Издеваешься?

– Нет, я не издеваюсь. Это вы задаете неправильные вопросы. Я понимаю ваше отчаяние, но… Надо принимать реалии жизни, другого выхода нет. Зовите детей, пусть решают вопрос. Вам нужен постоянный организованный уход, вы же не одинокая женщина, у вас семья есть.

Валечка покосилась на застывшего в дверях Николая, тихо вздохнула и добавила почти интимно:

– И руки более надежные хотелось бы… В общем, зовите Жанну с Юлианом, пусть решают. Если у них ко мне будут вопросы по уходу за вами, пусть обращаются, я проконсультирую.

Валечка ушла, оставив Елену Максимовну в тихом отчаянном недоумении. Впрочем, затишье было обманчивым, как бывает в природе перед грозой – до первой сверкнувшей молнии, до первой эмоции.