Аккуратно кладу ладонь Марку на плечо. Подхожу вплотную и притягиваю сына к себе. Он упирается затылком мне в живот и недовольно болтает ногами в воздухе.

— Конечно нет, — глажу Марка по голове. — У него много работы, ты же знаешь, что он очень занятой, правда?

Огибаю стул и присаживаюсь перед сыном на колени.

— Папа много работает, но очень старается быть рядом с нами, как можно чаще. Я уверена, что завтра, он обязательно останется утром дома.

Марк не реагирует на мои слова.

— Сынок, ну что такое, а?

— Вы кричали, а теперь папа с нами не хочет кушать. — Марк всхлипывает. — Это из-за меня, да?

— Конечно нет.

Качаю головой, а у самой слезы на глазах. Теперь я понимаю источник своей повышенной чувствительности. Он последние месяцы «сидел» у меня в животе.

— Ой, там бабуля приехала, — слышу, как открывается дверь. — Мама, — сразу зову ее к нам. — Пойдем встречать.

— Не хочу.

— Марк…

— Отстань.

Сын отталкивает меня. Кажется, впервые в жизни, вот так осознанно.

Неловко выпрямляюсь, не понимая куда деть руки, которые болтаются плетьми. Я не знаю, что говорить и делать. Необходимо ли это сейчас или будет только хуже? Ему нужно успокоиться, или же вопреки обиде, он хочет моего внимания?

— А кто это у нас тут не с той ноги встал? — мама заходит в кухню. — Ты чего такой сердитый с утра?

Марк не реагирует. Складывает руки на груди. Вредничает. Злится так, что бровки становятся розоватыми.

Мама подходит ближе ко мне и шепчет на ухо:

— Иди Даш, я его сама покормлю.

Хочу возразить, но честно говоря, сил на протест нет. Вообще ни на что этих чертовых сил нет. Меня снова мутит, еще и сон этот дурацкий, никак из головы не выходит. Я устала. Морально и физически чертовски устала.

Поднимаюсь к себе, и буквально на десять минут ложусь на кровать. Глаза открываю через два часа.

Заглядываю в игровую, сразу после душа. Марк сидит у железной дороги, меня замечает, но демонстративно отворачивается. Раньше, его обиды проходили гораздо быстрей. Он забывал о том, что минуту назад был чем-то недоволен мгновенно. А теперь вот…

И это ему только пять лет.

— Поиграем? — трогаю состав игрушечного поезда, и сын тут же притягивает игрушку к себе. — Ну ты чего?

— Папа звонил?

Тут же тянусь к телефону. Пропущенных нет.

— Пока нет.

Марк окончательно сникает, усаживаюсь с ним рядом, а когда пытаюсь обнять, получаю очередной протест.

— Но обязательно перезвонит. Или давай вместе ему наберем. Давай?

— Нет. Не хочу.

Сын выкручивается из моих рук и убегает на кухню к бабушке.

Когда я уезжаю, прощаться Марк не хочет. Делает вид, что ничего не слышит. Сидит в гостиной с книгой.

В город выезжаю с тяжестью на сердце. Свою машину оставляю дома, полностью положившись на оставленного Мишей водителя. За полтора часа до приема встречаюсь с подругой. Разговор особо не клеится. Я зачем-то говорю Свете, что беременна, и хочу сделать аборт. Она меня не обвиняет, не нападает.

Это я сама себя грызу. Никак не могу забыть тот сон. Почему он вообще мне приснился? Тысячи женщин идут на такой шаг, в современном мире, это уже давно не считается чем-то сверхъестественным. Я не первая…

В клинику приезжаю за двадцать минут до назначенного времени. Дрожу. Крепко обнимаю свои плечи. Как я до этого докатилась? Трогаю живот, будто проверяю, реально ли все это. К сожалению — реально.

— Дарья, десять минут буквально.

Врач заглядывает в комнату с диванчиком, где я все это время жду назначенного времени, и снова скрывается за дверью.

Десять минут.

Шестьсот секунд.

Это время, через которое моя жизнь станет прежней. Не будет опасений. Рисков. Ничего не будет.