— Пробовала, — пытается перекричать ветер. — Даже песню спела.

— Хреново пела. — Подняв руки, дергаю штуковину, пытаясь понять, в чем там проблема.

Может, паз съехал?

Саданув по основанию ставни ладонями, загоняю ее до упора вверх, после чего дергаю вниз. С сопротивлением, но подчиняется. Опускается до конца, и Калинина тут же опускается на корточки, чтобы нацепить на петлю маленький замок.

— Спасибо! — кричит оттуда.

По всем законам логики мне можно спокойно валить восвояси, но я не двигаюсь с места. Осматриваю улицу и перекресток, пряча в карманы руки. Опустив глаза, смотрю на сидящую у моих ног фигуру.

Ветер треплет тонкую рыжую прядь, вырвав ее из-за уха.

Чуть повернув голову, Калинина косится на меня.

— Пошли, — мотаю головой в сторону “Порша”. — Подвезу тебя до дома.

Выпрямившись, она смотрит то на меня, то на тачку.

Поджимая губы и переминаясь с ноги на ногу. Она нервничает, и это меня злит. Сильнее, чем я мог бы себе представить.

Кажется, я переоценил свои возможности.

Нет. На фиг.

Ее нервяк выводит меня из себя.

Я не собираюсь с ней воевать. Никогда не планировал. Если бы я начал с ней воевать, она бы этого не вывезла. Иногда мне кажется, что она вообще не представляет, каким уродливым может быть мир. Гребаное желание защищать ее от дерьма вокруг торкнуло меня еще в тот день, когда мы столкнулись в том коридоре, и я увидел ее впервые.

А она, твою мать, боится сесть в мою долбаную машину!

Втягиваю в себя холодный воздух с такой силой, что нос заходится.

— Калинина, — говорю с угрозой и предупреждением. — Ты мне на фиг не упала, приставать к тебе я не собираюсь. Хочешь пешком идти, иди!

Эта идиотка вдруг взрывается в ответ.

Сжав вдоль тела кулаки, психует:

— Не ори на меня! Понял?!

— Я орать даже не начинал, — цежу, повышая голос. — Едешь или нет?!

Я вообще на людей не ору, это не эффективно и тупо. Не понимаю, когда успел так выйти из себя, твою мать, но у меня реальное бешенство.

Натягивая на ладони рукава куртки, она ежится и втягивает голову в плечи, сверкая на меня своими долбаными зелеными глазищами.

По бледным щекам лупит дождь.

По моим тоже, но я холода не чувствую.

В венах кровь кажется кипятком.

— Ладно! — выплевывают ее губы.

Зашибись!

Шагнув к двери кофейни, она дергает за ручку, проверяя не забыла ли закрыть дверь. Дверь закрыта. Удовлетворившись, бросает на меня еще один психованный взгляд, и направляется к машине, семеня по скользкому тротуару.

Захлопнув свой рот, иду следом, надеясь, что она не свалится и мне не придется тащить ее в тачку на руках.

Открыв ей дверь, жду, когда заберется внутрь.

Ловлю ее глаза на своем лице, но она прячет их раньше, чем успеваю отреагировать.

Ладно. В задницу.

Я не знаю, что у нее в голове. Раньше мне казалось, что мозги, сейчас уже не уверен.

Захлопнув пассажирскую дверь, обхожу капот и забираюсь в салон.

Включив обогрев сидений, осматриваюсь в зеркала и трогаюсь, вливаясь в поток машин и отключаю аварийку.

До ее дома не далеко, но мне придется развернуться, поэтому делаем небольшую петлю в полной, гробовой и, твою мать, вакуумной тишине. Мой выпад из реальности в этот момент настолько эпичный, что забываю пристегнуть ремень и полностью игнорирую вибрацию телефона в своем кармане.

Прижав к груди свою сумку и вцепившись в нее насмерть, Калинина смотрит строго в лобовое стекло, и я решаю заняться тем же.

Эта волшебная поездка длится десять минут и, как только со свистом торможу у знакомого зеленого забора, моя пассажирка выскакивает из машины, бросив подачку в виде отрывистого: