***

Почти два года назад, в октябре, в Гарце было холодно и ветрено. Отец Георгий поздним вечером возвращался с допроса, крутил в голове показания и улики… И вдруг услышал краем уха отчаянный писк из сточной канавы. Через секунду он уже стоял чуть ли не по пояс в ледяной грязи, разгребая руками плывущий мусор. Котенок чудом не утонул, жадно хватал воздух маленькой пастью и мелко дрожал. Отец Георгий засунул его за пазуху и поспешил на подворье – отогревать зверька и греться самому.

Привратник только после резкого окрика узнал охранителя в мокром, грязном с ног до головы мужике, стучащем зубами от холода.

Провонявшую нечистотами одежду отстирывали в несколько заходов.

На следующий день и котенка, и отца Георгия свалила простуда. Зверек тряпочкой лежал на груди охранителя, почти не вставал, только пару раз лизнул предложенный паштет.

«Ну вот, помирать собрался, – фыркнул отец Георгий, устраивая котика на сгибе руки. – Эй, комок шерсти, – сказал он уже громче, почесывая одним пальцем кошачью головенку, – если выживешь, будем вместе работать. Ты уж постарайся, нам эксперты нужны. Из таких, как ты, спасенных, помойных, лучшие служители получаются. Зря я, что ли, за тобой в дерьмо нырял? Отрабатывай, чучело мохнатое».

Отцу Георгию показалось, что котик его слушает. Что, возможно, хриплый человеческий голос удерживает крошечного зверька среди живых, не дает окончательно сдаться болезни.

Он и говорил, почти все время. Пока заливал в маленькую пасть микстуры, выданные лекарем с подворья. «Не перепутайте! Вот это, по две капли – коту. А вот это, по столовой ложке – вам». И когда протирал слезящиеся глазки и чистил мохнатые ушки, опасаясь навредить большими неуклюжими пальцами; когда носил зверька на поставленный в келье лоток с песком…

А о чем может рассказать охранитель?

Отец Георгий вполголоса обсуждал с котом текущие расследования. Думал вслух – кого опросить, где добыть информацию, кто у нас безобидный ворожей или дурак-шарлатан, а кто – злостный колдун.

С тех пор и завелась у отца Георгия привычка советоваться с Дымком. Зверь, ясное дело, ничего полезного сказать не мог – да и не надо. Его задача слушать.

Стороннему наблюдателю такое поведение служителя Церкви могло бы показаться странным. Кидаться спасать котенка? Общаться с ним? С чего это вдруг? Тут людям-то несладко живется, а священник кошака с рук не спускает. Милосердный сильно? Иди сироткам помоги, им нужнее.

Тоже мне, божий человек!

Охранители на такие разговоры пожимали плечами и отворачивались. Они точно знали, что дело не только и не столько в милосердии.

Давным-давно в Тридевятом царстве волшебные звери, спасенные от гибели, говорили: «Я тебе пригожусь». Правда, иногда начинали с просьбы: «Не бей меня!», но шантаж – не метод охранителей. Да и служат такие «принужденные» помощники не слишком хорошо, норовят перехватить глотку шантажисту, и трудно их за это осуждать.

Зато если просто спасти зверя – накормить, вылечить, выловить из канавы, отогнать собак – он может стать настоящим другом и бесценным напарником.

Коты не разговаривали с охранителями, дар речи остался у их предков, гулявших по цепям на дубах. Но и без слов все ясно.

***

Маленький Дымок целиком умещался на ладони отца Георгия. Двухлетний котяра мог устроиться на коленях охранителя, только свернувшись клубком, и то свешивались хвост или лапа.

Кот дремал, слушая голос своего человека. Отец Георгий привычно гладил шелковистый мех и говорил:

– Вот смотри, шерстяной, что у нас получается… Владыка нас с тобой выволок из глуши, потому что ни с кем мы в столице не связаны и никому не нужны. Сумеем столичный клир приструнить – молодцы. Свернем шею, расследуя хищения – никто всерьез не огорчится. Так я думал совсем недавно… А сейчас, видишь ли, всплыла новая история. О ней даже шепотом не сразу скажешь. Будем мы с тобой разменной монеткой в деле покрупнее простого воровства. Владыка хочет церковной независимости, а мне отвел незавидную роль – намекнуть Помазаннику, что Богу – Богово, а кесарю – кесарево. Одними поисками колдуна дело точно не закончится, нужно будет им, найденным, еще и воспользоваться. Не Владыке же седую голову подставлять.