– Это называется спортом? – недоверчиво спросила Мелоди, грациозно поднявшись и торопливо ухватившись за руку Джори. – У меня не поворачивается язык назвать настоящим спортом преследование маленькой безобидной лисички сворой голодных гончих псов – это просто варварство, и все!

– Прямо беда с теми, кто связан с балетом: вы слишком чувствительны для реальной жизни, – отпарировал Барт и направился в противоположную сторону.

Позднее, после полудня, я застала Криса в холле. Он наблюдал, как Джори тренируется перед зеркалами, используя для поддержки стул. Этих мужчин связывали по-настоящему родственные отношения, и мне очень хотелось, чтобы такие же отношения сложились у Криса с Бартом. Отец и сын, относящиеся друг к другу с уважением и восхищением. Я любовалась ими, прижав руки к груди. Какое счастье, что наша семья опять в полном сборе, вернее, будет в полном сборе, когда приедет Синди. А потом появится малыш, который, возможно, еще крепче свяжет нас друг с другом…

Джори достаточно разогрелся и начал танцевать под музыку из «Жар-птицы». Он вращался с такой скоростью, что казался сверкающим пятном, движением ног он подхлестывал себя, как волчок, и, взлетев высоко в воздух, приземлялся легко, как перышко, удара ног при соприкосновении с полом не было слышно. Его мускулы переливались, когда он снова и снова повторял жете. В безукоризненном воздушном шпагате он так высоко взлетал, что пальцы его ног соприкасались с пальцами раскинутых рук. Я с восхищением наблюдала это выступление, понимая, что оно предназначено специально для нас.

– Видела ты у кого-нибудь еще такое жете? – спросил Крис, поймав мой взгляд. – Посмотри, длина его прыжка, по-моему, более двенадцати футов. Я глазам своим не верю!

– Десять футов, не двенадцать, – поправил Джори, вихрем проносясь по залу.

Делая круг за кругом, он в несколько секунд облетел обширный холл и, тяжело дыша, упал на стеганый мат, специально расстеленный на полу, чтобы после своей напряженной тренировки Джори мог отдохнуть, не испортив потным телом красивую и дорогую обивку стульев и кресел.

– Проклятый пол, чертовски жестко падать на него, – выдохнул он, лежа на спине и опираясь на локти.

– А размах его ног в прыжке! – не унимался Крис. – Даже не верится, что в его возрасте он сохранил такую гибкость.

– Папочка, мне ведь всего двадцать девять, а не тридцать девять, – возразил Джори, которому очень не хотелось осознавать, что с возрастом ему придется уступить место более юным танцорам. – У меня в запасе по крайней мере еще одиннадцать лет, до тех пор я не сдамся.

Я точно знала, о чем он думает сейчас, небрежно развалясь на мате, так похожий на Джулиана. Мне показалось, что время повернулось вспять и мне снова двадцать. У всех танцоров-мужчин мускулы к сорока годам твердеют, и их некогда прекрасные тела становятся вовсе не привлекательными для публики. Долой старье, подавай молодых – вот чего боятся все балетные артисты. Балерины, правда, дольше держат форму благодаря тому, что у женщин существует подкожный жировой слой. Скрестив ноги, я уселась на мат рядом с Джори:

– Джори, ты продержишься дольше, чем большинство танцоров, не расстраивайся. Тебе еще предстоит долгий и славный путь до сорока лет. И кто знает, может быть, ты продержишься и до пятидесяти.

– Да, конечно, – ответил он, закинув руки за голову и глядя на высокий потолок. – Четырнадцатый номер в длинной шеренге танцоров должен быть счастливым, не так ли?

Сколько раз я слышала, как он говорил, что не мыслит своей жизни без балета? С тех пор, как я сама направила по этому пути совсем крошечного мальчика двух-трех лет.