Мы рано отобедали и сидели в сумерках на террасе. Джоэл отсутствовал, чему я была чрезвычайно рада. Барт говорил мало, но по-прежнему не отводил глаз от Мелоди, легкое голубое платье которой четко обрисовывало каждый изгиб ее фигуры – бедра, талию, грудь. Мне вдруг стало неприятно, что он так пристально изучает ее. Я заметила явное вожделение в его темных горячих глазах.

Завтракали мы на террасе, где цвели желтые ромашки. Мы смотрели на этот радостный желтый цвет и не опасались, что солнце может надолго скрыться за тучами.

Крис смеялся, слушая какую-то забавную историю, которую рассказывал Джори. Барт только улыбался и все смотрел и смотрел на Мелоди, которая без всякого аппетита ковыряла вилкой в тарелке.

– От любой еды тошнит, – с легким смущением объяснила она. – Дело, конечно, не в еде, а в моем состоянии. Я стараюсь есть медленно и не думать, что меня может стошнить, но тем не менее всегда об этом помню.

Поодаль от нас, под сенью гигантской пальмы, растущей в огромном глиняном горшке, стоял Джоэл. Он тоже неотрывно смотрел на Мелоди, как бы изучая ее профиль. Затем он посмотрел на Джори и прикрыл глаза.

– Джоэл, – окликнула его я. – Проходите и садитесь с нами завтракать.

Он неохотно двинулся к столу, осторожно шаркая мягкими подошвами по плитам. Казалось, он был одет в невидимую грубую домотканую монашескую одежду, а его руки, сложенные на груди, упрятаны в широкие рукава. Он был похож на судью, посланного Всевышним, чтобы взвесить наши грехи, перед тем как пустить нас в Царство Небесное. Слабым и тихим голосом он поздоровался с Джори и Мелоди, покачал головой в ответ на их вопрос о монашеской жизни.

– А я вот не смог бы жить без женщин, – сказал Джори. – Не смог бы жить без музыки и без встреч с разными людьми. Чем-то мне интересен один человек, чем-то другой. У меня сотни друзей, и я счастлив. Мне для общения недостаточно только моих коллег по балету.

– Каждый из нас идет по жизни своим путем, – проговорил Джоэл. – И Бог сначала дарует, потом взыскует.

Мелко засеменив ногами, он низко склонил голову, как будто тихо молясь или перебирая четки.

– Бог знает, что делает, создавая людей такими разными, – услышала я его бормотание.

Джори повернулся на стуле, глядя вслед Джоэлу:

– Итак, вот он, наш дядюшка, которого все считали погибшим при лыжном спуске с гор. Мам, а может быть, таким же чудесным образом воскреснет и его старший брат?

Барт вскочил со стула, его лицо потемнело от гнева:

– Прекрати насмешки! Старший сын Малькольма погиб, сорвавшись на мотоцикле в пропасть, его тело нашли и похоронили. Он покоится на фамильном кладбище, где я неоднократно бывал. Что касается Джоэла, то его отец даже нанимал детективов для поиска младшего сына. По этой причине Джоэл и укрывался в монастыре. В конце концов он так привык к монастырскому быту, что уже страшился мирской жизни.

Он кинул взгляд в мою сторону, как бы в поисках понимания: ведь и мы, дети, выросшие взаперти, так привыкли к своему затворничеству, что страшились выйти из него.

– Он говорит, что человек, долго живший в изоляции, начинает видеть людей такими, каковы они в действительности, отдаленность от их жизни как бы создает лучшую перспективу для наблюдения.

Я встретила взгляд Криса. Да, мы с ним знали, что такое изоляция.

Встав из-за стола, Крис обратился к Джори и предложил ему осмотреть имение.

– Барт хочет завести лошадей и построить конюшню, чтобы верхом охотиться на лис, как это делал Малькольм. Возможно, когда-нибудь и мы сможем поучаствовать в таком развлечении, вернее, спортивном состязании.