Бог опрокинул меня на землю. Схваченная заморозками трава омыла рану-ожог целительной росой, и проросла внутрь меня, разбуженная током горячей крови. Небо наклонилось и выплеснуло на нас целую лохань, полную звезд, крон деревьев, фиолетовой синевы.

Во мне разгоралось бушующее пламя - огненная стихия, казалось, вот-вот поглотит меня целиком, как вдруг в самый центр пожара с размаху вонзилось ледяное копье. Острое и огромное, оно достало до сердца, немного остудив жар, и с шипением растаяло… чтобы через мгновение пронзить меня вновь.

Каждый его толчок возносил меня выше, прямо к льдистым, острым, как лезвия, вершинам почти что нестерпимого наслаждения. Очередной из них поднял меня в мир радужного сияния и голубоватых всполохов. Свет исходил прямо от нас, точнее, от прильнувшего ко мне бога, вдали слышались тихие раскаты грома…

Я замерла, окруженная нереальным маревом, насаженная на копье, выкованное из огненной стали и закаленное, казалось, в самом сердце вечной мерзлоты. Окоченевшие, сведенные судорогой удовольствия конечности разбросаны по сторонам, в груди - ком из застывшего стона, слез и счастья. Заглянувшее в лес божество посмотрело мне в глаза и прикоснулось к щеке. Меня затопило нежностью, но от этого легкого движения я вдруг потеряла равновесие. Ощущение наполненности покинуло: поскользнувшись на тонкой кромке льда, я полетела вниз.

Одна. В темноту.

* * *

— А-а-а!...

Ринайя проснулась и рывком села. Правая рука машинально обхватила корпус лежащего рядом лука. Поздно: низ живота скручивали сладкие спазмы, словно в него все-таки успели всадить меч, а горло саднило от истошного крика, которого она... не издавала?

Никто не проснулся, побеспокоенный ее воплем: лагерь спал — настолько мирно, насколько можно спать в условиях негостеприимного леса. Никто не подскочил, выхватывая оружие и готовясь отражать нападение; никто даже не заворочался. А, значит, Ринайя не издала ни звука, хотя перед глазами все еще стоял образ сияющих металлических глаз и приближающегося дна черной пропасти.

Некоторое время она лежала, прислушиваясь к затихающей боли в животе и всматриваясь в небо. Ветер шевелил черные древесные кроны, напевая песню столь же древнюю, как и сам Лес, в прорехи между кудрявыми ветвями периодически заглядывала луна... Именно такая же луна была и во сне: стоит признать, поход оказался сложнее, чем она думала поначалу. Попросить старую ведьму сварить ей питье из травы габа, обладающей успокоительным действием? Ненавязчивый, но все же ощутимый шлейф тревоги, неустанно витавший над маэвцами, вылился в странное сновидение, пугающее и вместе с тем волнующее.

Плохо. Ночи должны проходить спокойно, а отдых путников — быть полноценным, иначе днем настигнет расплата: усталость выльется в потерю бдительности, а уж этого Лес не прощал никому.

Смирившись с потерей сна, Ринайя встала, надела колчан и осторожно, стараясь не потревожить остальных, направилась к кромке лагеря. Заколдованные букеты из диких цветов и трав, развешенные по периметру лагеря, обозначали границу защитной области. Обереги - черепа мелких животных и грызунов - белели непотревоженные: нечисть даже близко не подходила к наложенным ведуньей чарам.

И все-таки предчувствие не обмануло. В небольшой низине, где деревья росли не так часто, и почва не успевала просохнуть после дождя, образуя болотца и канавы, она увидела следы. Еле заметные отпечатки не блуждали вокруг границы, а целенаправленно уводили прочь, к темной гряде густого кустарника на противоположном краю лесного прогала.