- Ну, попробуй! – скептически хмыкнул Джус.

И я попробовала. В отличие от остальных, безнадёжно следящих за ловкими руками переставлявших крошечные стаканчики шулеров, я следить ни за чем не собиралась, даже глаза чуть прикрыла, чтобы отделить сладость медного сплава от кислоты свинца.

- Слут, да тебя за деньги показывать можно! – Джус потом никак не мог успокоиться, глядя на наш выигрыш – увесистую горку медяков и серебрушек. – Данка, это просто нечто!

В своём районе играть я не могла, чтобы отцу не донесли, да сперва и нужды в этом особой не было – голодом меня не морили, кроме того, мне гораздо больше нравилось нырять за монетами в море вместе с Джусом и его младшей сестрёнкой Смай. А после смерти, точнее, свержения Борова пришлось: на моё счастье, Пегий, занявший его место, пощадил многочисленный выводок давнего врага. Когда пришли громилы Пегого, мы все находились в доме. Мне только-только стукнуло четырнадцать, а младшему, Арванду, было всего четыре с хвостиком. Люди Пегого вышибли дверь. Навстречу им вышла я, с капризничающим Арвандом на руках.

Первым делом сам Пегий бросил на пол гостиной оторванную отцовскую руку – я узнала её по большой золотой печатке на безымянном пальце. Вторым – его люди выволокли за волосы Ларду, вторую жену отца, и задрали ей подол прямо на диване. Кто-то из банды Пегого швырнул в окно стулом. Я стояла посреди всей этой вакханалии с Арвандом на руках, а остальные пятеро братьев прижимались ко мне со всех сторон.

Пегий, в отличие от отца, был худ и невысок, ростом всего на полголовы выше меня. Левая половина его злого скуластого лица была усеяна неаккуратными, крупными серыми веснушками. Он оскалился на меня желтоватыми крупными зубами и сплюнул на пол.

Я подумала, прирежут нас или придушат. Почувствовала горький привкус железа и стали: оружие здесь было у каждого, да не одно.

- Боишься, борово отродье? – спросил Пегий, заглядывая мне в лицо. А вот глаза у него были неожиданно красивые: миндалевидные и голубые, как топазы.

- Нет, – ответила я, поудобнее перехватывая притихшего Арванда. Страха и впрямь не было. В этом я пошла в отца, как и мастью.

- И не бойся, – неожиданно кивнул Пегий и крикнул, негромко, но без особого труда перекрикнув шум, хохот, выкрики своей банды, сопение насильников и стоны Ларды, заявил:

- Мелкую девку и боровчат не трогать, понятно?

- Ты чего, Пег? – растерянно отозвался один из громил. – На корню их вырвать всех, а девку в расход пустить, вон уже какая, самое то, девка-то…

- Я сказал, – коротко отозвался Пег. – Пусть живут.

Арванд вдруг заплакал, завыл и вывернулся из моих рук, рванул вперёд и врезался в Пегого. Тот поднял его за шиворот, как щенка. Оглядел старших братьев.

- А если кто подрастёт, да мстить надумает за папашу, тогда не обессудьте, перетоплю, как котят. Ясно? – он вдруг выхватил из голенища сапога короткий, чуть искривлённый нож и чиркнул младшего по левому уху. Кровь потекла яркая и густая, неестественно красная.

- А в следующий раз чего другое отрежу, усекли? – спросил Пегий.

…так что жить мы остались у себя. Люди Пегого нас не тронули. А ухо – что ухо, не глаз же. Можно прожить и так.

***

Не стал Пегий брать грех на душу и убивать малолетних детей своего давнего врага, но и кормёжкой и содержанием сирот не озаботился. Ларда, правда, осталась с нами. После того, как, разворовав и разгромив дом, люди нового главаря ушли, она сползла с дивана, оправила юбки и два дня скрывалась по каким-то углам, а мы – благо, было лето – подъедали то, что осталось, и объедали растущую поблизости шелковицу и всё, что только могли запихнуть в рот. Но Ларда вернулась, кое-как, опуская глаза в пол, напекла блинов на всех из остатка муки и яиц. Выглядела она неважно, и, подумав, я достала деньги из одной из отцовских заначек и принесла ей – мало ли, к лекарке подлататься или плод вытравить, если после людей Пегого пузо начнёт расти. Раньше мы не дружили, но и не ссорились, но теперь, чтобы выжить, нам пришлось стать семьёй. Однако запасы Борова были не бесконечны, дом нуждался в ремонте, братья росли, и тогда я начала играть.