Блин, не Корнеев, а прям чудо-юдо.

- Теть Галь, если можно, то два стаканчика. У меня тут важный разговор.

- Хорошо, сынок.

Теть Галь? Правда? Да у нее кличка Цербер. Она за грязный пол готова убивать, а если ты тарелку случайно разобьешь, то жди общественной казни. Прилюдно словами пороть начнет. Поставит в центре столовки и всем расскажет, какой ты криворукий. И поварихе плевать, кабачковую или осетровую икру ты ешь на завтрак. Богатый ты или бедный. Она всех разгонит.

А-а-а. Совсем забыла. Сынок?

Ущипните меня кто-нибудь, пожалуйста.

Может, я как-то не заметила и попала в другой мир? Мир, где добрые стали злыми, а злые превратились в зефирки. Как объяснить то, что я стою рядом с Корнеевым, который улыбается, и с Цербером, которая кудахчет над нами?

Черт.

Если сейчас из-за угла выскочит Звягина с воздушными шарами в руках и начнет прыгать на скакалке, напевая считалочку себе поднос, то мне придется придумывать себе псевдоним для психушки. Надо же будет как-то называть себя в драке с Иисусом и Сталиным.

Туся, делай ноги.

- Ты куда? - взглядом останавливает меня Корнеев, когда я поднимаю сумку с соседнего стула.

- Меня там гранит ждет, который я еще погрызть не успела.

- Вот пока чай не допьете, никуда не пущу. – Тетя Галя, а именно так мне ее называть хочется, ведь на Цербера она сейчас совершенно не похожа, оказывается возле меня, переставляя с подноса на стол чайник и две кружки.

Хорошие такие кружки. Студенты из таких не пьют. Нам старенькие на пользование дают, местами отколотые.

Я себя прям важной персоной почувствовала. Ей-богу.

- Смотри, какая худая. Кожа да кости. Деточка, ты завязывай со своими диетами. Этот паршивец только говорит, что скелетных любит. Знаешь, как он в детстве за Лидочкой из второго подъезда гонялся? У-ух. А она была размером с маленький танк.

- Да я не…

- Теть Галь, ну хватит. Сейчас твоя Лидочка на обложках журналов красуется.

Да я не на диетах, и на паршивца мне вашего наплевать. Вот что я сказать хотела, но этот гад перебил меня своей Лидочкой-танком. Или уже не совсем танком.

Пофиг.

Откуда, вообще, эта женщина Корнеева с детства знает?

Хотя нет, как мне на него параллельно, так и параллельно на его знакомство с нашим поваром.

- Да смотрела. Она стыд совсем потеряла. Голая на лавочках лежит. Ой. Я сейчас пирожочков вам принесу.

- Не надо, – моментально выкрикиваю я. Знаю я эти пирожочки. Один до сих пор в глотке стоит, проглотить не могу. – Я уже ухожу. Не беспокойтесь.

- Да я вкусных принесу, свеженьких. Для ректора пекла, но с вами поделюсь. Не боись, понравятся.

- Неси, неси, теть Галь. Сто лет пирожков твоих не ел. – И снова лыбится, как Чеширский Кот.

- Жук ты, Данечка. Жук.

Она испаряется, а мы одни опять остаемся.

- Если ты сейчас уйдешь, то женщина расстроится. А в ее возрасте волноваться запрещено. Хорошая девочка ведь понимает это?

- Хорошая девочка всё объяснит так, что никто не расстроится. И, Корнеев, вот ответь, что тебе от меня надо? Чего пристал?

Сажусь на стул, не стоять же, ожидая, пока женщина вернется.

- Хочу понять, чем ты отличаешься от других.

Гнусный ответ, но зато честный.

- По рентгену – ничем. А вот по содержанию черепной коробки – всем.

- Ответ принимается. Ладно, если ты своей шоколадкой делиться не хочешь, то, пока будем ждать пирожки тети Гали, покушаем мою.

Я даже не успела понять, как на столе появилась точно такая же упаковка с молочным шоколадом, как и у меня в сумке.

Он что, вытащить умудрился?

Провожу рукой по кожзаму и чувствую, что моя-то на месте.

Эй.

Значит, она от него?