Эх.

Жизнь теперь прожита не зря.

Такое фото легендарное. Потомки будут гордиться своей бабкой, а эти снимки на аукционах выставлять.

- Тогда обе выложу. Хэштег: лучшее утро. Хэштег: вместо тысячи слов. Хэштег: счастлива.

- Хэштег: подарите мне мозг. Вик, ну, стремно же. Ты правда не понимаешь, что это всё позорно как-то?

- Позорно занудой быть. И на учебу с этой сумкой ходить, в которую два арбуза влезут. Вот это стремно. А обновить инсту, чтобы собрать кучу лайков – это нормально.

Тяжело вздохнув, я прикрыла глаза. Картина называется: «Вот и поговорили». Пожала плечами и отвернулась от Звягиной. Хочет бегать за кем-то, да пусть бегает. Может, ей нравится чувство унижения, а тут я со своим самоваром в ее Тулу лезу.

Промолчала, а когда звонок прозвенел, первая из аудитории вышла и не стала Вику ждать. Надо будет, сама догонит.

А она и догнала. Я в очереди за пирожком стояла, когда соседка начала расталкивать в разные стороны голодных студентов, чтобы рядом со мной побыстрее встать.

- Чего ты меня не подождала?

Молчу. В уме прикидываю, сколько у меня денег останется, если я булку с маком куплю. Мало. Слишком мало, чтобы дня три жить и не быть голодной. Это еще хорошо, что я сумки с провизией из дома привожу. Мама и картошку положит, и закрутку разную, и пельмешки, которые сама с любовью лепит. Звягина смеется постоянно, когда я Шварценеггера изображаю, затаскивая в квартиру две хозяйственные сумки. Но как по-другому? Разве мама из дома выпустит ребенка своего, заранее не убедившись, что он накормлен потом будет? Никогда. Она еще умудряется незаметно от меня термос с щами запихнуть. Я ей каждый раз говорю, что сама могу приготовить, но никто и не слушает.

А Вика смеется поначалу, а потом от холодильника не отходит, со скоростью света открывая очередную банку с вкусным вареньем.

- Тусь, обиделась, что ли? Да ладно тебе, из-за сумки обижаться. Вот обещаю, у родителей денег возьму и рюкзак тебе крутой куплю. Будешь самой модной ходить. И мне иногда одалживать.

- Не нужен мне рюкзак твой. И нормальная у меня сумка, поняла? Нормальная.

- Да где она нормальная? Ты ее на том же рынке брала, где и пижаму ту ужасную?

- Ага. Скоро опять туда поеду. Язык твой длинный продавать. Его какие-нибудь ученые купят, чтобы яд с него сцеживать, а потом им крыс в подвалах травить.

Звягина, как обычно, мало обращает внимания на мои слова. Ей плевать. Главное, что она сказала то, что хотела. А всё, что летит в ответ, мимо себя пропускает. Как она говорит, таким способом можно оградить свою ауру от тяжелой энергетики.

Мне пока пирожок мой пробивали, Вика себе успела поднос весь тарелками заставить. И супчик вермишелевый, и пюре с котлетой, даже три пончика прихватила, хотя обычно только один себе позволяет.

- Не ворчи. Ты, кстати, чего с пирожком одним? Худеешь, что ли? Тогда открою тебе секрет: овощи трескать надо или творог, а на мучном ты и грамма не скинешь.

Беру свой скромный обед, и мы вместе идем к свободному столику, который, как назло, возле входной двери стоит. Терпеть не могу там сидеть. Каждый, кто в столовку заходит, сразу же глазами на этот столик натыкается. Ты сидишь, ешь, а тебе весь институт в рот заглядывает.

Ужас.

- Диета называется: «Несколько дней без денег». Говорят, эффективная. За три дня минус пять килограммов.

Я не собиралась жаловаться Звягиной, что все деньги на поездку за ней потратила. Но и молчать об этом я как-то тоже не думала. Нам завтра за свет идти платить, пусть она рассчитывает, что ей одной придется скидываться.