– цедит он сквозь зубы. И я чувствую странное удовлетворение, зная, как он наслаждается этим моментом. Последние четыре года я была образцом ответственности и амбициозности, у него не было возможности как следует меня покритиковать. А вот сейчас он в своей тарелке – моему отцу гораздо удобнее унижать, чем хвалить.

– Мы поехали в Вегас отпраздновать выпускной, пап. И мы не стали там проститутками.

Нет, Миа, ты просто вышла замуж за незнакомца.

– Тебе придется потрудиться, чтобы заслужить признание в Бостоне. При том, что мне категорически не нравилось думать, что ты до конца своих дней будешь танцовщицей, я по крайней мере восхищался твоим упорством. А сейчас ты только-только окончила колледж, возвращаешься домой и выглядишь при этом так… – Он качает головой. – Я даже предположить не могу, чем ты занималась. Ни один нормальный мужчина не захочет работать на бродяжку, которая приходит на работу с распухшими губами, вся в засосах, воняя прокисшей выпивкой. Приведи себя в порядок, Миа.

Мама задыхается от возмущения и смотрит на него так, словно собирается возразить его нелепой тираде. Но ее решимость испаряется, как только она натыкается на его взгляд. Он уходит в дом, хлопнув дверью и оставив свой бокал на стойке бара. Мама произносит только:

– О, милая…

– Не надо, мам. Я в порядке.

Не хочу, чтобы она вставала на мою сторону. Я скоро уеду, а ее жизнь будет гораздо легче, если она останется в Команде Дэвида. Она бросает на меня растерянный взгляд и следует за отцом в дом.

Стеклянная дверь закрывается не плотно, и я все еще слышу отца: «Она когда-нибудь чему-нибудь научится? Только через мой труп она упустит эту возможность

Я смотрю на идеальный садик моей мамы: безупречная лужайка, шикарные пышные клумбы, белоснежный заборчик – и чувствую себя как сорняк посреди всего этого. Мне всегда казалось, что здесь я не на своем месте. И сейчас я ощущаю себя полной неудачницей.

* * *

К ОТКРЫТИЮ ЗООПАРКА САН-ДИЕГО обычно не бывает толп. Но за Домом рептилий и Стадионом находятся экспозиции, около которых всегда пусто, даже когда зоопарк переполнен туристами. Я люблю это – искать покой среди хаоса. И здесь мне лучше всего думается.

Утром во вторник я проталкиваюсь сквозь толпу туристов и семей с зелеными пластиковыми браслетами зоопарка, поворачиваю налево сразу за вольером с фламинго и оказываюсь в своем секретном убежище. Мне нужно подумать о том, что взять с собой в Бостон, и о том, как бы мне организовать все так, чтобы уехать отсюда уже на следующей неделе, а не ждать еще три.

Нужно обдумать, какую работу искать: официантка, продавщица, кассирша. Или секретарь. А может быть танцовщицей в ночном клубе, просто чтобы позлить моего папашу с другого конца страны? Мой разум старательно отвергает идею пойти работать инструктором по танцам. Я сворачиваю за вольер и иду к своей любимой скамейке. Сажусь и вздыхаю долго и тяжело.

О чем мне точно НЕ нужно думать, так это о том, что Ансель сейчас наверняка летит в Париж.

– Ты права, – вдруг со стороны дорожки раздается знакомый глубокий голос. – В этой стороне зоопарка действительно на удивление пусто.

Я не верю собственным ушам. Я вижу Анселя, который идет по мощеной дорожке. Он подходит, опускается на скамейку и закидывает руку на спинку, обнимая меня. Пальцы его правой руки пробегают по моему плечу.

Я теряю дар речи.

Знакомое ощущение, но только причины на этот раз совсем другие. Я теряю дар речи скорее от неожиданности, чем от застенчивости.

– Ш-ш-ш… – начинаю я, округлив глаза.