Вот так, дорогой, - не помог мне с футболкой, - что ж, займусь-ка тем, до чего могу дотянуться, - твоей молнией. Звук расстегиваемых брюк кажется оглушительным, но я лихорадочно запутываюсь в ремне. Бросив это гиблое дело, просто обхватываю ладонью его огромный член через белье. Наш жадный стон сливается в один, переплетаясь натянутой страстью.

- С ума меня сводишь, - выдыхает он, обхватив мои груди и начиная водить кругами сжатыми на них ладонями.

- И ты, - хриплю я, беззастенчиво забрасывая ногу ему за спину.

Новый поцелуй, - еще более жадный, я бы даже сказала – голодный, - накрывает мои губы, сминая последние остатки цивилизованности и здравого смысла. Сейчас я бы, кажется, разодрала бы на нем эти чертовы брюки вместе с ремнем и трусами, и даже чувствую в себе на это силы. Чего только с людьми не вытворяет безумная страсть!

Но вся эта никому ненужная гадость как-то вдруг сама по себе падает к его ступням.

Переступив одной ногой, он резко дергает второй, заставляя одежду отлететь подальше.

И я выдаю вздох облегчения, прижимая его спину своей ногой теснее. Да! Эта сумасшедшая пульсация головки между моих ног! Этот жар его дергающейся плоти, - вот что мне сейчас просто необходимо, чтобы хоть как-то утолить собственное безумие!

 

С хриплым вздохом он жадно вонзается в меня, и я, выдохнув от невыносимого блаженства этой полной, абсолютной, слегка болезненной, но болезненной до блаженных вспышек в крови и судорог, заполненности, издаю всхлипывающий вздох.

« Как же это все неправильно», - простреливает меня мысль, от которой я возбуждаюсь еще сильнее, хотя это уже казалось невозможным. Именно. Неправильно. Абсолютно порочно. И – Боже мой, как же от этого сладостно!

Потому что можно, ни о чем не думая, ни о чем ни капли не заботясь, просто отдаваться порыву. Кажется, этот человек выпустил из меня, как из бутылки, какого-то просто невозможного джинна. Очень, очень порочного джинна, который собирается беззастенчиво удовлетворять все свои первобытные желания, о которых я даже на секундочку не подозревала…

Дерево двери, врезаясь в спину, стучит по ребрам, - но это только придает кайфа и возбуждения. Как и жадные впивающиеся в меня глаза, уже заплескавшиеся всеми самыми порочными оттенками безумно темной синевы. Как руки, впивающиеся в тела друг друга. Как громкие хлопки бедер о бедра и всхлипывающий страстью звук внизу. Господи, - неужели я могу быть настолько мокрой? И настолько ненасытной?

- Еще, - хриплю я, запрокидывая голову и впиваясь пальцами в его спину, притягивая к себе крепче.

Хочу быстрее и еще более жадно. Хочу, чтобы его огромный член вонзался в меня яростнее, крепче, вот до этого самого простреливания по всему телу, до кипения и шипения обугливания в крови…

И он поддает мне этого жара, начиная вколачиваться в меня так бешено, что, кажется, не только эта дверь, но и сама я сейчас превращусь в дымящиеся щепки…

- Еще, - задыхаясь, повторяю, чувствуя, как его толчки и горящий член уже разбивают меня на осколки, взрывающиеся каждой клеточкой. Но мне хочется еще глубже, еще сильнее, еще, еще, еще… Кажется, я почти уже слышу звон расколотых молекул собственного тела, и только дергаюсь навстречу его сумасшедшей жадности и какой-то совершенно звериной страсти…

Забившись в меня сумасшедшее бешено, до искр из глаз и искр, на которые разлетаюсь я сама, он впивается в мои губы, - вот так же, жадно, сумасшедше, по-звериному зарычав и кусая, разрывая, колотясь и притягивая меня к себе мощными руками просто с яростной страстью.