Он дергает бровью.

- Здесь есть раздел законный представитель или опекун. Как думаешь, могу я не писать свои данные? Можно я просто заплачу денег и не буду заполнять никакие бумажки?

- Слушай, но я думаю они не имеют право разглашать информацию о своих клиентах. Все-таки есть закон.

- Ну, я так и понял, - он кивает на стойку регистрации, - как здесь исполняется этот закон. Эта дура своими вопросами только привлекла к нам внимание.

Александр, конечно, прав. На нас обращают внимания и не только потому, что он привлекательный мужчина. Уверена, что кто-нибудь из дамочек его уже узнал. Все-таки он достаточно известная личность в нашей стране.

- Мне надо было попросить моего помощника прийти сюда, - бормочет он, покончив с бумагами.

Малышка шевелится и зевает. Я осторожно глажу ее по пушку на голове.

- Слушай, а цвет волос у нее тоже изменится?

Я пожимаю плечами.

- Многие дети в детстве очень светлые. А с возрастом темнеют. Я сама в детстве была блондинкой, а с годами волосы потемнели.

Он рассматривает мое лицо и я чувствую, как теплая волна приливает к моему животу.

- Значит, в детстве ты была блондинкой, - повторяет он, протягивает руку и пропускает прядь моих волос сквозь пальцы.

Затаив дыхание, я слежу за ним. Я чувствую себя не в своей тарелке. Я всегда знала, как дать отпор богатеньким женатикам, которые иногда появляются в моем детском саду. Но никто из них не трогал мои волосы. И сейчас я была растеряна.

- Но она же не станет черной? - спрашивает он.

Я в растерянности хлопаю ресницами, пытаясь понять, о чем он говорит.

- Черной? - переспрашиваю я.

- Но ее же волосы могут стать темнее, но не могут быть жгуче черными? Правильно?

Я киваю. Он достает из кармана телефон. Ааа, понятно, хочет снова изучить список потенциальных матерей.

- Смотри, если мы понимаем, что она не будет темной, а у меня же волосы черные, то я могу отбросить еще несколько кандидатур. Так ведь?

Я ежусь от его столь делового тона.

- На самом деле не так. Гены штука сложная. И бывает, что у двух темноволосых родителей рождается светлый ребенок. Ну, в бабушку, дедушку мог пойти. У моих родителей были темные волосы и карие глаза.

Он вглядывается в мои глаза и протягивает:

- А у тебя же глаза почти зеленые. Ты уверена, что тебя не удочерили?

Я взвилась.

- Чего за хрень ты несешь?! Мне мои волосы и глаза достались как раз таки от бабушки.

Он покаянно кивает.

- Извини, я и вправду сказал какую-то ерунду. Просто в детстве я мечтал о том, чтобы оказалось, что меня усыновили.

Его лицо становится мрачным, а я в испуге рассматриваю его, не зная, как это прокомментировать.

- В общем, неважно, - добавляет он. - Я уверен, что тест ДНК расставит все по своим местам.

- Может, если бы ты не прыгал с бабы на бабу, то и не оказался бы в такой ситуации? - не сдерживаюсь я.

Он усмехается.

- Я еще не прыгал на тебе!

- Слушай, а ты только о сексе можешь думать? - спрашиваю я, прекрасно понимая, что звучу как глупая шестнадцатилетняя девчонка.

Он не успевает ответить, нас зовут в кабинет. Медсестра взвешивает Глафиру и меряет ее рост.

- Вес - шесть килограммов четыреста граммов. Рост - 57 см, - говорит она. Затем меряет объем головы малышки и добавляет. - Идеально!

Мы устраиваемся за столом и женщина начинает просматривать почти незаполненные листы, которые передает ей Бергман. Она поднимает на нас удивленные глаза.

- Что вы хотите?

- Нам нужно оценить общее состояние здоровья ребенка и сделать тест ДНК, - говорит Александр.

Женщина поворачивает ко мне. На ее лице читается презрение. Видимо, она думает, что я какая-то шалава, которая сама не знает, от кого родила. Да и дату рождения ребенка не помнит.