– Нет, это новость для меня.

– Тем не менее это так, видимо, бог Дионис не посетил их в свое время.

– Однако они есть в составе вашей команды.

– Это все равно что назвать пугала работниками фермы, но оставим краснокожих и вернемся к сложившейся ситуации. Я принял решение. Мы частично конфискуем оружие и порох, после чего вы пойдете своим курсом. Надеюсь, ваш капитан справится с ремонтом.

– Конечно, но как вы объясните это своей команде?

– Сразу видно, что вы не моряк. Капитан не обязан ничего объяснять. Я только поздравлю их с победой и посулю отличные призовые, и они получат их.

– Раз вы не конфискуете «Пеликана», я готов откупорить свою кубышку. Это довольно приличная сумма.

– Что же, это будет кстати и еще надежнее заткнет рты.

– Но к вам могут возникнуть вопросы на берегу.

– О, я довольно вольная птица. К тому же, порох впрямую не является чисто военной принадлежностью, он нужен и охотникам, а зерно и вовсе не подлежит конфискации. К тому же, я собираюсь пойти в Глазго. Последствия недавнего шторма оказались куда серьезнее, чем мы думали. Надо поправить днище, такелаж и списать больных. Как я ни стараюсь, травмы, лихорадка, отравления и портовые шлюхи делают свое дело. И потом, в шотландском порту мне не будут задавать лишних вопросов.

– Так вы шотландец?

– Как и почти вся моя команда.

– Что ж, это многое объясняет.

На этом джентльмены закончили трапезу и расстались почти на дружеской ноте.

В дальнейшем корабли зашли в небольшую бухту для перегрузки, после чего, оставив француза ремонтироваться, «Гермес» взял новый курс, но вовсе не на Глазго.

Лейтенант Скотт провел вечер в кают-компании, где офицеры выпивали и горячо обсуждали сегодняшнее дело. Когда он вернулся, то обнаружил в каюте мрачного Плещеева. На столике красовалась изрядно початая бутылка.

– Извините, Скотт, я взял ваш виски, отдам при первой возможности.

– Что ж, налейте и мне, а то пьете в одиночку, нехорошо. Что-то вы не веселы, Раш? А ведь днем держались отлично, – поинтересовался Скотт.

– Кажется, я убил человека, – подавленно ответил Плещеев и изрядно хлебнул виски.

– Вы уверены?

– Не совсем, конечно. Он был в такой ярко-красной треуголке, активно жестикулировал, явно командовал. Я выстрелил, но тут мы дали залп, и все затянуло дымом, я только заметил, что он как-то дернулся и треуголка слетела с его головы.

– Это ваше первое дело?

– Нет, я участвовал в баталиях, правда всего два раза, но никого не убил. Не пришлось. Только однажды ранил прусского барабанщика, совсем мальчишку. В пылу боя я проткнул барабан, он попытался атаковать меня, ну и нарвался. На его и на мое счастье, барабанщик сдался, – просто ответил мичман.

– Ну за дымом побоища вы могли не заметить, что попали в кого-нибудь.

– Может, и так.

– Ничего, привыкните. Я после первого абордажа неделю не просыхал, ходил, как чумной, мутило все время. А что касается того француза в красной треуголке, его только слегка задело, плечо перевязано, я сам видел.

– Правда? Слава богу. Надо выпить за его здоровье.

– Да бросьте, лучше за победу.

– Хорошо, за победу так за победу, сэр, – согласился захмелевший Плещеев.

– На нашем корабле поменьше употребляйте это обращение, и не дай бог так обратиться к Крейгу. Он ведь наверняка просил вас обращаться к нему именно «капитан», и никак иначе.

– Верно, но почему?

– Налейте.

Они выпили.

– Эта история ни для кого не секрет, поэтому спокойно расскажу ее. Наш капитан не дворянин, вернее, его род лишен дворянства. Не буду вас мучить долгим рассказом, почему это, когда и как произошло, скажу только, что такое случается редко, но предки Крейга некоторыми своими деяниями вызвали праведный гнев короля и получили по заслугам. Тем не менее папаша нашего капитана владеет целой флотилией торговых судов. Крейгу пришлось рано покинуть дом и поступить на морскую службу, на одного из этих купцов. Правда, говорят, богатый отец впоследствии помог отпрыску с офицерским патентом, каперской грамотой и даже кораблем. Так что обращение «сэр» ставит нашего капитана в неловкое и даже унизительное положение, поскольку все наши офицеры из аристократических семей, и вы тоже, как я понимаю, – поведал Скотт и почему-то погладил небольшой портрет молодой женщины, стоявший на столике.