Так они и провели ночь: горсть храбрых разведчиков полтораста шестого полка под рукой своего командира. Главные части турок были потрясены гибелью сильного разъезда, из которого не вернулся никто. Целая дивизия не решилась атаковать перевал, полагая, что его охраняют многочисленные русские батальоны. Николка даже сумел поспать по-заячьи, урывками, вполуха.

За час до полуночи с севера пришел сводный отряд наших войск. Им командовал опытный штабс-капитан. Посмотрев на трофеи и выслушав доклад поручика, он приказал ему отвести своих людей в Черкес-кей и отогреться. Разведчикам действительно требовался отдых в тепле – за двое суток они сильно продрогли цыганским потом.

Однако уже утром Лыков-Нефедьев поднялся обратно на перевал. Там шел упорный бой, вниз бесконечным потоком ковыляли раненые. Сводный отряд истекал кровью. Он бился с дивизией, у которой имелась артиллерия. Силы были неравны, а главное – случайно соединенные части не знали друг друга, боевое слаживание отсутствовало. И защитникам перевала пришлось отступать. Они с трудом оторвались от противника, заняв оборону на окраине Верхнего Сарыкамыша и на высоте Воронье гнездо. Турки продолжали давить, но вроде бы накал боя спал. Не то вражеский командир понес потери и решил дождаться подкреплений, не то атакам мешал глубокий снег. Так или иначе, начальник 29-й дивизии имел победу в руках, но упустил ее. Если бы в тот день, 12 декабря, он продолжил натиск с прежней настойчивостью, к ночи оба Сарыкамыша были бы им взяты.

Николка со своими людьми составил местный резерв сводного отряда. Разведчики расположились в саклях в ожидании приказа. Теперь они собрались все вместе – те, кто остался в казармах, присоединились к команде. А поручик утром взял свою винтовку, подсумки с носимым запасом[43] и отправился в цепь. Он тогда не знал, что произошло в больших штабах, и всерьез готовился умереть. Ему казалось, что дело безнадежно. Не знал и комдив 29-й дивизии Алиф-бей, к чему приведет его нерешительность…

Дело в том, что в штаб Сарыкамышского отряда прибыли фактический командующий Кавказской армией генерал от инфантерии Мышлаевский и начальник штаба генерал-лейтенант Юденич. Отряд воевал с превосходящими силами 11-го турецкого корпуса, и Берхман зачем-то гнал свои войска вперед. Противник нарочно сковывал его боем, чтобы Берхман не бросил часть сил на помощь Сарыкамышу. Так тот еще вздумал наступать…

Мышлаевский отменил приказ об атаке Кепри-кейской позиции и велел изучить обстановку. Не надо ли помочь тыловой базе? Говорят, турки захватили Бардузский перевал. Берхман ответил, что он давно следит за обстановкой вокруг Сарыкамыша, но не считает ее угрожающей. Снег так глубок, а дороги в Соганлуге[44] столь ужасны, что лавашники[45] застрянут в горах со своими ордами.

Уже потом выяснилось, что начальство прошляпило наступление турок по стечению обстоятельств. За два дня до атаки 1-я Кавказская казачья дивизия генерала Баратова захватила в плен турецкого офицера. И тот рассказал, что в армию прибыл сам Энвер-паша, чтобы возглавить наступление на Сарыкамыш. Пленного отправили в штаб Берхмана, но казакам не хотелось сопровождать его по горам. И они просто зарубили «языка» за первым поворотом. А штаб дивизии не продублировал сообщение турка в штаб корпуса; решили, что тот сам все расскажет на допросе в вышестоящем штабе… Поэтому генерал Берхман и не реагировал на очевидные сигналы об опасности.

По счастью, генерал Юденич был другого мнения о противнике и о местности. Он убедил Мышлаевского отправить на помощь гарнизону подкрепление, и срочно. Туда был послан 18-й Туркестанский стрелковый полк, причем первый его батальон – на подводах, для скорости.