Спустя некоторое время, Каролина зафиксировала манжету со стетоскопом на руке у женщины, но та с недоверием покосилась на нее и спросила:

– Разве стетоскоп не должен быть расположен на месте локтевого сгиба? Почему он закреплен выше и, к тому же, сбоку? Тем более, смотрите, у меня прямо на сгибе вена хороша видна, вот туда и нужно положить стетоскоп.

Каролина невозмутимо пояснила:

– Мы измеряем артериальное давление, а не венозное, так что вена в измерении уж точно не обязана участвовать. Я пальпаторно нашла место пульсации плечевой артерии и расположила стетоскоп там, где он и должен находиться. Вот, сами прощупайте, насколько хорошо артерия в этом месте прослушивается.

Женщина отодвинула стетоскоп и, приложив пальцы, замерла.

– Да, очень хорошо слышно.

– А теперь положите пальцы на локтевую ямку, и сравните слышимость.

Женщина так и сделала, после чего утвердительно кивнула головой. Она скривила кисло лицо: признать свою неправоту и невежество было для многих делом нелегким.

– Напомните, какое у вас было самое высокое давление?

– Сто семьдесят на сто десять.

– Значит, нужно накачать на тридцать единиц больше ваших самых высоких показателей, чтобы не пропустить ваш диапазон, – она начала сжимать нагнетатель, а затем, медленно спускать клапан, улавливая первый четкий удар. – Сто тридцать пять на девяносто, – сказала она, стаскивая манжету.

– Да-да, я видела, где останавливалась стрелка манометра! – с удовольствием отметила женщина. – Показания те же самые, что и на моем аппарате!

Без всяких победоносных ноток в голосе, Каролина мягко ответила:

– У вашего автоматического тонометра высокий класс точности. Он протестирован европейским гипертоническим сообществом, так что не переживайте.

Женщина обняла свой тонометр и виновато спросила:

– Как вы нас, бестолковых, терпите? Ведь вы действительно меня предупреждали о том, что не следует сразу делать следующий замер, а нужно немного подождать, но у меня это вылетело из головы!

Каролина, ухмыльнувшись, ответила:

– Все приходит со временем и с опытом. Я тоже не всегда разбиралась во всем этом.

После этого она сделала одномоментное измерение давления сразу двумя тонометрами, подсоединенными с помощью системы переходников к одной манжете, чтобы окончательно убедить покупательницу в том, что с тонометром все в порядке.

Смирнов все еще стоял неподалеку. Он вдруг неохотно поймал себя на мысли о том, что на месте Каролины уже давно бы вызверился на тупых покупателей. Он нехотя признал, что у нее великий дар терпения по отношению к самым дотошным людям. Но он судил о людях с высоты своих знаний и квалификации, совсем забыв о том, что много лет назад он был таким же невежественным, как и они.

Потом Каролина продала два послеоперационных бандажа. Когда она вытаскивала бандажи из шкафов, то несколько раз упустила их на пол.

– Каролина, опять у тебя все валиться из рук? – недовольно сказал Сергей Александрович. «Вот ведь, неуклюжая!» – подумал он про себя.

Она покраснела, но ничего на это не ответила.

Когда Смирнов понял, что бесполезно торчать возле нее, пытаясь поймать на какой-либо оплошности, ведь она выкручивалась из любого неудобного положения, он пошел в материальную комнату к Косте. Начал расспрашивать за выручку и за то, дали ли со склада все препараты, которые были заказаны покупателями. Его аптеки, в отличие от других аптек, могли похвастаться большим ассортиментом, в них были самые редкие препараты, включая широкий спектр медикаментов для лечения онкологических заболеваний. Но только ему было известно, чего ему это стоило. Он буквально жил на работе, чтобы расширить свою сеть, чтобы заработать себе репутацию и почет в городе. Бесконечные переговоры напрямую с фармацевтическими кампаниями, постоянный контроль над тем, чтобы на витринах его аптек были все бандажи, все препараты и вся медицинская техника, которая могла понадобиться больницам и людям: все это без остатка заполняло все часы его жизни. Он добился своего – за двадцать лет существования его аптек и медтехник, люди давно уяснили, что в его сети они могут найти все, что им нужно.