Мне надо найти Флинта.

«Ку-ку ку-ку ку-ку». Не знаю, произношу я это слово мысленно или вслух. Оно отскакивает то от одной стороны черепа, то от другой. Я чувствую, каждый слог, каждую букву, каждый дефис. Я торопливо иду по переулку. Внезапно все другое, гротескное. Не Нарния. Ад. Вуаль поднята, и теперь видно все, что она скрывала. Вонь. Гниль. Все больные или на грани болезни – их трясет, они стонут, закатывают глаза к небу. Не знаю, как я могла подумать, что они счастливы. Может, Флинт каким-то способом заморочил мне голову, чтобы я видела то, чего нет.

Флинт Флинт Флинт. Я три раза произношу имя вслух. Флинт Флинт Флинт снова. И еще раз. Флинт Флинт Флинт. Если люди слышат меня, мне без разницы. Я останавливаюсь и девять раз стучу по земле правой ногой. Потом левой, еще девять. Потом выдергиваю шесть волос. С каждым произношу его имя. Флинт Флинт Флинт Флинт Флинт Флинт. Каждый волос – крошечная смерть. Каждый – жертва, которая приведет его ко мне. Приходи приходи приходи.

И тут я вижу его – знала, что сработает, – появляющегося, как по волшебству, с пластиковым мешком, набитым мусором.

– Потрясающие находки, – делится он со мной, приближаясь.

– Я хочу уйти отсюда, – говорю ему я. – Уйти. Немедленно.

Выражение его лица меняется. Он подходит ближе.

– Что случилось?

– Мне… мне тут не нравится. Мы должны уйти. – Я сжимаю кулаки, три раза, и бормочу под нос «ку-ку».

– Подожди. Ло, скажи мне…

– Немедленно.

Найти стену. Стукнуть три раза. Ку-ку.

Думаю, я дрожу, потому что Флинт кладет руки мне на плечи и начинает успокаивать, как раньше успокаивала мама. Он уводит меня за занавес, где я тук тук тук, ку-ку так тихо, как никогда, и на улицу.

Флинт говорит, что поведет меня в место получше, которое мне, он уверен, понравится. Я пытаюсь сказать ему о том, что видела – о двух парнях, – едва мы выходим на улицу.

– Ло, эй, ты просто напугалась. Не привыкла к тому, как тут ведут себя люди. Послушай, ты должна понять. Здесь все по-другому. Нам нечего терять. Мы – не часть другого мира, мира теликов и гаджетов, сечешь? Мы для этого слишком живые. Мы – мусорщики. Мы – ястребы, кружащие высоко в небе, с огромными крыльями, пикирующие к земле, когда возникает такое желание. Знаешь, о чем я?

Флинт глубоко вздыхает, наблюдая за мной, его щеки на холоде становятся еще краснее.

Я смотрю на его «медвежьи ушки», потом в голубовато-зелено-золотистые глаза. Внезапно меня охватывает злость.

– А как насчет того, что люди действительно умирают? Ты считаешь, это тоже забава? От этого ты чувствуешь себя более живым?

Флинт понижает голос.

– Обещаю, следующее место тебе понравится, идет? Никаких кружков с барабанами. Мы почти пришли.

Я иду за ним, хотя злость не отпускает, кипит на маленьком огне. Он не слушает, ему без разницы. Интересует его только одно – красивый мусор.

Мы кружим по закоулкам и широким улицам, пока не подходим к высокому дому – высокому для Гдетотама, – и Флинт вскрывает замок двери черного хода. Я тук и ку-ку трижды, быстро, злость превращается в жгучий стыд, я молюсь, чтобы он не заметил. Если он и замечает, то ничего не говорит.

Внутри темно, но через открытую дверь я вижу винтовую лестницу в нескольких футах от нас.

– Здесь жил какой-то богач, давным-давно. Дом полностью разграблен. Что от него осталось, так это лестница. – Он начинает подниматься. – Только осторожнее. Некоторые ступеньки шатаются. Ой, где-то есть еще и монстр. Лестничный монстр. Берегись его вызывающих дрожь щупалец.

– Думаю, с монстром я разберусь, Флинт. – Я следую за ним по лестнице, нащупывая ногой сломанные и отсутствующие ступеньки.