— Какое замечательное изобретение! — восхитилась сама себе за неимением других слушателей. — Что же ждёт меня дальше?

Ещё несколько десятков метров коридора, и я толкнула тяжёлую дверь, на которой висела табличка с витиеватой надписью «Хранилище». На меня дохнуло не жаром драконьей пасти, а запахом старого шкафа. Точно так, только погрубее и подешевле, пахло в нашем шкафу в дортуаре. А тут — словно духами побрызгали, а проветрить забыли.

Упёрлась я прямиком в конторку, какие бывают в банках. За ней никого не было, только большой фолиант, похожий на журнал записей, и бланки, нанизанные на штырёк, мирно ждали хозяина. Или хозяйку. В хранилище царила тишина, нарушаемая лишь шорохом где-то в глубине, в отдалении от света факелов.

— Здравствуйте! — негромко сказала я. — Тут есть кто-нибудь?

Шорох превратился в шаркающие шаги. Из-за тёмной массы у стены, которая при приближении свечи оказалась шкафом, появился весьма примечательный человек. Он не был старым, но горбился. На голове, почти скрывая длинные волосы невзрачного цвета, криво сидел картуз, который больше подошёл бы мальчишке разносчику газет. Одет человек был в мешковатый пиджак с длинными полами и короткие бриджи с чулками. Ничто в его облике не сочеталось ни между собой, ни с возрастом мужчины.

Приблизившись и отводя взгляд в сторону, он ответил:

— Здравия… Приказ?

— Пожалуйста, — я протянула ему бумагу, но мужчина не взял. Пришлось положить приказ на конторку поверх журнала. Вот тогда бумажку схватили толстые заскорузлые пальцы с нечистыми ногтями, и мужчина забормотал:

— Адриана… вед-Камли… не помню… Камли не помню… не было Камли… номер? Надо номер… какой номер?

Я смотрела на него во все глаза, пытаясь поймать взгляд, но это никак не удавалось — хранитель упрямо глазел, куда угодно, только не на меня. И бормотал, бормотал.

— Номер… дадим… Сто семнадцать… Один-один-семь… Сотня, десятка, семёрка. Хороший номер для такой фамилии… Стойкость и отвага — магия единицы… Семёрка — анализ и исследование. Хороший номер, хороший…

Он склонился, копаясь под конторкой, и выложил на неё тёмный камешек в серебристой оправе.

— Номер сто семнадцать, — строго повторил он и указал свечой вглубь темноты позади себя. А, это он мне велит идти и искать номер сто семнадцать? Ладно, я пойду. Мне совсем-совсем не страшно! В конце концов, я даже ночью в грозу бегала за врачом, когда одной из пансионок стало плохо… Я же не испугаюсь хранилища в самОй королевской академии!

Схватив камешек-ключ, я бросилась со всех ног по коридору, чтобы убежать от собственных страхов. Дверцы, дверцы, дверцы — узенькие и высокие, с номерами по порядку. По правую руку чётные, по левую нечётные. Номерки нарисованы на круглых бляшках, тускло мерцающих в сумраке хранилища. Вот уже семьдесят, восемьдесят… Вот сто пятнадцать…

Я притормозила, чуть не пропустив дверцу. Приложила камень к бляшке с номером и повернула ручку. Вошла в крохотное помещение, в котором не было никакой мебели, кроме зеркала в торце. И развернуться можно едва-едва. На полу лежал мешок из холстины, завязанный шнурком. Однако… Уж не моя ли форма в нём?

Поставив саквояж на пол, я развязала шнурок и заглянула в мешок.

Точно! Сложенная одежда! Наугад вытащила первое попавшееся платье — из тёмной саржи, длинное и узкое, с закрытым горлом и рукавом на три четверти, безо всяких изысков. Наверное, мне надо переодеться, чтобы оставить светскую одежду здесь, в этой клетушке… А потом занести мешок с формой в комнату.

Так я и сделала. Честно переоделась, то и дело оглядываясь на дверь — замка не было, вдруг кто зайдёт?! Все вещи были очень добротными, рассчитанными на долгую носку, из хорошего материала и с прочными пуговицами. Взять хотя бы нижнюю рубашку из тонкого льна! Вроде и простенькая, а носить приятно!