Сайя, зачерпнув пальцами что-то очень приятно пахнущее из небольшой плошки, мазнула странной смесью место укуса на шее. Мягкий холодок окончательно унял боль.

— Я оставлю вам немного снадобья, но не наносите его слишком часто. В этом вся суть яда хассора: боль, к которой вы привыкаете. Если её постоянно унимать, то всё может закончиться очень плохо.

— А их он тоже кусал?

Девушка посмотрела на меня так, будто я сказала какую-то глупость. Я вцепилась пальцами в прохладные каменные бортики и вытянула ноги. Вода остыла, и я начала замерзать. Сайя и её помощницы не спешили добавлять горяченькой, вместо этого стали готовить отрезы светлой ткани, которые, наверное, должны были заменить полотенца.

— Любая жидкость из тела хассора — сильный яд. И все жёны уже слабо поддаются ему.

— Укусы? Тогда почему так плохо, разве…

— У хассора нет времени. Всего неделя. Если вы вытерпите всё, если переживёте, то… то, может, вы станете первой, кто выжил?

— Почему? — осторожно вышла из ванны, сжав зубы от нахлынувшей боли в ногах. Вода с настойкой помогла ненадолго. Теперь же был такой же эффект как от обезболивающего: после всегда хуже.

— Потому что никто так хорошо не переносил яд хассора до этого. Никто! 

Слабое утешение…

Меня вытирали отрезами ткани, заплетали волосы, делая причудливую причёску. Замерев статуей, я из-под полуопущенных ресниц смотрела, как рядом с резной ширмой поравнялись тени. Я не сразу поняла, кто это.

Амара!

Та, будто случайно выглянув из-за ширмы, мельком окинула меня взглядом. Наткнулась на следы на бёдрах и побледнела. Сайя, замотав меня как мумию, тут же повернув к Амаре спиной. Женщина недолго сверлила меня взглядом. Оставляя терпкий сладковатый запах каких-то цветов, поспешила прочь.

Сайя утешительно сжала моё плечо.

Выжить в гареме нага — самое тяжёлое испытание. И я поняла это только сейчас.

12. Сияние

Завтрак мне не показался сказкой, скорее пыткой, на которую не способен даже самый злобный гад. Проще было сидеть на иголках, чем за шикарно накрытым столом в обществе других жён нага и его самого. Только на этот раз я не смотрела на женщин, как на коллекцию, теперь было интересно, из каких стран занесло несчастных в этот дворец.

Весёлая Хадиза даже за столом не теряла оптимизма, выглядела она примерно также, как и многие другие девушки, которых я встречала тут. Восточный типаж: смуглая кожа, тёплого цвета карие глаза, напоминавшие оттенком перезревший каштан, чёрные волосы со странным пепельным отливом. 

Зеленоглазая блондинка с медовой кожей откликалась на Тарину, сидела она возле болтушки-хохотушки Хадизы и выглядела так, будто постоянно мучилась головными болями. Морщины на лбу всегда были в одном положении, а красивые, чуть раскосые глаза смотрели на мир немного враждебно.

Хмурая, высокая Амара тоже казалась восточной красавицей, только холодный оттенок кожи выдавал в ней гостью совершенно другой страны, не этой. 

Рядом со мной оказалась несколько флегматичная, но очень прожорливая девушка, фигурой напоминавшая перезревшую грушу: узкие плечи и чересчур объёмные бёдра. Лицо было вытянутым, веснушчатым, тёмно-каштановые волосы вились крупными локонами, а голубые глаза казались глазами дорогой куклы. Жаркое солнце позолотило кожу, чуть высветлило мелкие волоски, обрамляющие высокий лоб. Пухлые губы постоянно были полуоткрытыми. Женщина очень любила сушёный виноград, который она с упоением поглощала. 

— Ешь, здесь всё очень вкусно… Я Раяна, — женщина улыбнулась и подвинула ко мне тарелку с сухофруктами. — Не бойся, ничего не отравлено.