Милли тем временем не хотела обниматься с мамой – она тянула руки к чудовищу и требовала:

– Волчок! Еще кататься! Вставай! Пойдем еще!

Отряхнув пальто от снега направленным заклинанием, Курт посмотрел снизу вверх и окликнул:

– Кайя, это и есть твой бранбадог!

Женщины изумленно посмотрели на меня, только сейчас обнаружив, что я пришла сюда в компании спасителя детей от чудовищ. Хейди даже приоткрыла рот от удивления: вот, значит, какая ты, седьмая жена несчастного брата. Курт помахал мне и предложил:

– Спускайся, посмотри на него!

Одна из женщин тотчас же услужливо подсказала, что тропинка справа. Несколько раз я едва не упала на ней, но через несколько минут добралась к Курту, целая и невредимая. Чудовище, опутанное заклинаниями, стонало и вздыхало. Это было нечто среднее между огромным медведем и собакой – сейчас, когда мы смотрели на него, в нем что-то ворочалось и бурлило. Шерсть то поднималась дыбом, то опускалась, в ней открывались и закрывались глаза.

– Мама, хочу волчка! – пискнула девочка. – Ну мама! Давай ему косточков принесем? А он меня еще покатает!

– Ничего ж себе волчок! – сказал один из полицейских. – Это ж вон страсть какая!

Постепенно сквозь чудовище пробивались человеческие черты. Вскоре на снегу уже лежал обычный мужичок в расстегнутом пальто и видавших виды штанах и рубахе. Вид у него был как у выпивохи, который перебрал с хлебным вином в кабаке и теперь вдруг понял, что успел натворить дел. Девочка расстроилась чуть не до слез.

– Мама! Где волчок? – всхлипнула она. – Хочу кататься! Хочу волчка! Дядя, верни волчка!

Курт легонько пнул бывшего волчка и поинтересовался:

– Ты зачем, дурак, ребенка схватил?

– Не знаю, ваша милость, – дрожащим голосом ответил оборотень. Он выглядел несчастным и жалким. Теперь это было не чудовище, а человек, который попал в передрягу и не знал, как из нее выпутаться. – Не знаю, не помню.

Курт прищурился и задумчиво посмотрел на небо, что-то подсчитывая.

– Ну да, Луна в доме Козлорога, самое дикое время, – вздохнул он и спросил: – Пилюли свои пил? По графику, как положено?

Все оборотни пьют пилюли, которые не дают им оборачиваться. Мать рассказывала, что раньше, когда она была маленькой, и месяца не проходило, чтобы оборотень не разорвал кого-нибудь, и в полнолуние люди запирались дома и окуривали комнаты полынью. Потом изобрели пилюли, и как бабушка отшептала, все преступления оборотней прекратились. Теперь они вели обычную человеческую жизнь, и истории о них постепенно становились легендами.

– Пил… – прохныкал мужичок. – Да тут вот с кумом зашли в погребок, а там пивко же. А пивко с пилюлями не дружит, да кум говорит: ладно тебе, что там с одной кружечки-то будет. Тем более, день святого Павсикакия, грех же не отметить… – он вздохнул и добавил: – А где одна кружечка, там и пять.

– А где пять, там и десять, – усмехнулся Курт, и оборотень вздохнул. Мама увела Милли в сторону: девочка всхлипывала, но обещание немедленно пойти в магазин и купить ей лучшую куклу немного подсушило ее слезы. Обернувшись к нам, она помахала рукой, и оборотень махнул в ответ. Я готова была поклясться, что он не причинил бы ребенку вреда – от него не веяло ни яростью, ни злобой.

– Восемь с половиной. Дальше не помню, ваша милость, но вот, – оборотень размашисто обвел лицо кругом, призывая в свидетели святые силы, – как есть, не вру, зла не желал. Я, когда оборачиваюсь, мирный. Навроде собаки. Вон, кумовы детки у меня всегда на спине катаются. Я, наверно, решил, что она одна из них и снова катал.